Ты не мой Boy 2

Рам Янка

— Как в сказке… — комментирует она настороженно.

Останавливаемся у крыльца. Мраморного.

— Кстати о сказках. Поль… А ты Стругацких читала?

— Что-то читала, что-то ещё собираюсь. А что?

— «Пикник на обочине». Там есть «Зона». Паранормальное опасное место…

— Читала.

— Так вот. Там за дверью — моя личная «зона». Я туда как сталкер все время захожу. Но я хочу, чтобы ты знала, что это только моя зона. Тебя она никак ранить не может. Я тебя защитил. Можешь там вообще ни с кем не общаться.

— Зачем ты туда идёшь?

—

Зачем… Зачем… Затем, что я ее ношу все время внутри — эту зону. А вот пока она у меня внутри, она тебя ранить может. Я хочу сходить и оставить ее там. Навсегда… Но если её осколки как-то будут бросаться на тебя… Чтобы ты понимала, что я не намеренно. Сходишь со мной?

Хмуро и задумчиво смотрит в глаза.

— Это дом твоих родителей?

— Отца. И мачехи теперь.

— Ладно! — сердито вздыхает. — Иди сюда, обниму тебя.

— Нет. Потом. Туда надо заходить отмороженным, Малышечка! Иначе крыша может потечь.

Нажимаю на звонок.

— У тебя нет ключа?

Открываю.

— Она открыта. Это вызов прислуги.

У нас забирают верхнюю одежду. Горничная хмуро косится на собаку.

— Денис, давайте, я уведу ее куда-нибудь… во флигель. Сергей Миронович будет недоволен.

— Нет. Собака с нами.

Он будет переживать, если сейчас бросить его в незнакомом месте, поэтому Сергей Миронович пусть будет недоволен.

Беру Полину за руку, веду в гостиную.

Гостиная у нас огромная с «верхним светом». Громоздкая лестница вся украшена гирляндами. Слева от ее подножия — камин и диван с креслами. Под потолком огромная люстра. Все окна задрапированы тяжёлыми изумрудными шторами.

— Ёлки нет… — отмечает Полина.

— Да, украшают только камин.

Из столовой голоса…

— Родственники?

— С родственниками наша семья не общается.

— Почему? — удивлённо.

— А они все не нашего уровня! — дёргаю бровями. — Нищеброды… Мещане…

— Ты серьезно сейчас?!

— Похоже на шутку, правда?

— И с кем же вы общаетесь??

— Партнёры отца, в основном. Их семьи. Хочешь, покажу свою комнату?

— Хочу.

Поднимаемся по лестнице, веду ладонью по широким деревянным перилам. Они покрыты лаком. И изгибаются к низу.

— Любимое развлечение в детстве. Катался с перил… Это было строго запрещено, конечно же. Поэтому только тогда, когда никого не было дома.

Показываю ей сверху.

— Вот там наебнулся и полетел вниз. Напоролся на те пики у камина.

Полина прикасается через рубашку к шраму.

— Да. Кровищи было жуть! Нашли меня уже в отключке.

— Страшно было?

— Мм… Умереть? Не очень. Гадко было, что начнут дрочить за это.

— Почему их не убрали?! Эти пики.

— Отец сказал, что я сам виноват в произошедшем. И я должен перестать кататься, чтобы это не повторилось.

— Но ты естественно продолжил?

— Ну, естественно! Дальше уже из принципа. Все ждал, когда он их уберет… Не убрал.

Тяну ее за руку в свою комнату.

— Мрачновато…

Открываю шторы.

— Мне тоже не нравилось.

Усаживаю Буча на низкое игровое кресло, у плазмы с приставкой.

— Сексодром… — показываю на большую кровать, — на котором никогда не было секса. Ну, самообслуживание не в счёт… — улыбаюсь ей.

— Надеюсь это не намек?

— Оставим его девственником.

Спортивный комплекс у стены.

— Терпеть не мог спорт с детства. Отец, конечно же, сразу подарил мне вот это! Как только понял, что мне это не нравится.

Полина, скинув туфли, прыгает на турник.

— Это было сразу после того, как мы с Яськой саботировали окончательно бальные танцы. Нас поставили в пару и мучили пару лет. Мы были как две коряги, буратины на шарнирах! Все время ржали, кривлялись… И мечтали попасть в цирковое.

— Вы встречались? — рассматривает нашу общую фотку в рамке.

— Нет! У нас чисто братская история. Яська — это кореш, «братишка».

Полина улыбается…

Я млею от того, что начала немного таять.

— А отец спортсмен?

— Аха-ха… нет. И близко. Впрочем, ты сама все скоро увидишь, — обнимая за талию, снимаю с турника.

— Музыкалка… — веду по молчаливым клавишам синтезатора. — Нас с Яськой заставляли ходить. Нам не не нравилось. Сольфеджио… Хор… — закатываю глаза. — В хоре мы пели с ней всякую чушь, заставляя угорать до икоты весь коллектив. Нас выперли. Но с фортепиано так уже не прокатило. Там были индивидуальные занятия. И мы с ней демонстративно сожгли рояль перед концертом. Родоки, конечно, все компенсировали. Но спасибо директору, она все равно нас выперла и оттуда. Прекрасная принципиальная женщина!

Включаю питание. Беру несколько аккордов. И играю первую пришедшую в голову мелодию. Саунд из «Жестоких игр».

— Вау.

— Это я уже позже научился, сам. До того, как отец догадался сплавить меня в училище, практиковал тюремное заключение дома. Интернет мне отключал… Приходилось как-то себя развлекать. Но это ровно до тех пор, пока он не женился в последний раз. Там уже держать дома такую секс-бомбу как я, он не рискнул! — стебусь я.

— В последний?

— Первая мачеха была упорота на моем «развитии» и «воспитании». Корсет для осанки с электро-разрядом, три языка, танцы, музыка, бабочка, брючки… Брр! Продержалась лет пять. Потом отец дал ей немного денег и тихо развелся. Ненадолго появилась вторая. Она была лучше всех! Вообще меня не замечала как феномен. Но, отец поймал ее с охранником, и она исчезла также внезапно, как и появилась. Потом он женился на Людочке…

С отвращением морщусь.

— Ей было восемнадцать… сейчас двадцать один. Она лживая, алчная, хитрая и тупая. Неплохо скрашивает отцу досуг, притворяясь аристократичной нимфеткой.

— Мда… А мама?..

— А мама… мама… мама… Моя мама была не нашего уровня. От нее откупились. И забрали меня в семью. На воспитание. А я вырос неблагодарным уродом, портящий отцу репутацию. Видимо, в мать.

— Сколько же на свете больных людей, которых вовремя не отпиздили… — вздыхает Малышкина.