Ты никогда не исчезнешь
Шрифт:
В спину выстрелил голос Амандины:
— Чего вам надо, доктор? Скажу откровенно, что-то в вас меня смущает. Толком не знаю что. Может, то, как вы смотрите на моего сына. Или то, что вы слишком часто торчите около моего дома. В чем дело? Это социальное расследование, да? Вам кажется, что у меня недостаточно чисто? Что я плохо воспитываю ребенка? Вы на меня донесете куда следует?
Я замялась и из осторожности отошла подальше.
— Да нет, что вы, ничего такого… Вы… У вас есть туалет?
Амандина уставилась на меня. Она ни на секунду не поверила, что мне внезапно приспичило, она видела, что
— В глубине сада есть яма.
— ???
— Я пошутила. По коридору первая дверь слева.
В туалете пахло сандалом — тлели курительные палочки. К стенам были прикреплены скотчем рисунки Тома, нарисованные в разные годы. Сколько я ни искала, ничего особенного не нашла, самые заурядные рисунки: солнышко, небо, поляны с цветами, зеленые вулканы, разве что на нескольких рисунках я увидела две фигурки побольше и одну маленькую — значит, у Тома есть папа. Разумеется, я с самого начала думала, что у Тома и Эстебана мог быть один отец. Но пришлось признать очевидное: для подобного сходства никакого родства не достаточно.
Я вгляделась внимательнее. Да нет, сколько ни разглядывай человечка, состоящего из палки и большой головы, он ничего не расскажет об отце Тома. Но на рисунке была дата: 19/05/2013. Тому было три года. Остальная часть стены была отведена под рисунки к празднику матерей… каждый год, чуть ли не с рождения Тома.
2013, 2014, 2015.
Я остановилась перед рисунком 2016 года, на нем были изображены две сидящие кошки, справа и слева от букета цветов, и написаны три слова.
Три слова, которые вонзились мне в сердце.
maite zaitut ama
Три баскских слова, которые Эстебан так часто произносил.
Я люблю тебя, мама.
Я как завороженная смотрела на рисунки следующих лет. 2017, 2018, 2019.
Те же надписи.
maite zaitut ama
Том узнал их не в Сен-Жан-де-Люз и не полгода назад, эти слова любви появились на его рисунках, когда ему исполнилось шесть лет, когда он научился писать. Но ведь он всегда жил здесь, в Оверни, родился в клинике в Иссуаре, это указано в его медицинской карте.
Почему Том писал на баскском? Эускара, язык басков, — один из самых сложных и самых закрытых языков мира, ему учат только в Стране Басков, за ее пределами практически никто на нем не говорит.
Я вышла из туалета. На этот раз я сама с трудом держалась на ногах.
— Все в порядке, доктор? — ледяным тоном спросила Амандина.
Она стояла, прислонившись к дымоходу.
Нет, не все… Я знала, что у меня не будет другого случая вернуться на ферму. Если мне суждено узнать правду, то здесь и сейчас.
— Да, все хорошо… Не ожидала, что ваш сын пишет по-баскски.
Амандина и глазом не моргнула.
— Ну и что?
— Я прожила там десять лет. Том говорит на баскском?
— Доктор, по-моему, вас это не касается.
Я не сдавалась. Мне больше нечего было терять.
— Так вы баски?
— Прошлым летом мы на неделю съездили в Сен-Жан-де-Люз.
— И ваш сын за неделю выучил язык?
Амандина смерила меня взглядом. На этот раз война была объявлена.
— А что, если он особо одарен к языкам? Что вам нужно?
Что мне оставалось — я выпалила:
— Защитить его, ничего другого. Через два дня, 28 февраля, у него день рождения.
— Спасибо, я в курсе. Поверьте, он получит подарки, и пирог у него будет, можете так и написать в своем отчете для социальных служб.
Ну, была не была, я бросилась с головой в омут.
— У меня был сын, его звали Эстебан, он очень похож на Тома. Сейчас ему исполнилось бы двадцать.
Амандина наставила на меня перепачканный в саже палец:
— Почему вы говорите «его звали»?
Что ж, если я себя топлю, ничего уже не поделаешь.
— Он пропал. В день, когда ему исполнилось десять лет. Я не хотела бы, чтобы это повторилось с Томом.
Лицо Амандины исказила ярость.
— Чтобы это повторилось с Томом? Доктор, я могла бы расценить это как угрозу. Уходите! Уйдите из моего дома, уйдите из моей жизни и из жизни моего сына! — Она кивнула на дверь: — Прощайте, доктор, не до свидания.
Рука, которую она протянула мне, была совершенно черной.
18
17:30
Нектер опаздывал, на него это не было похоже.
Савина тревожно посматривала на часы. Она уселась на террасе «Потерны» в стороне от других, поближе к земляничным деревьям в кадках, отгораживавших ее столик. Бесс к вечеру стал оживленным, прямо как на долгих майских выходных. Ремесленники, пристроившись под фонарями, торговали домашней колбасой и медом, распродавали по дешевке шапки и шарфы — а вот цены на туристические палки и плетеные соломенные шляпы взлетели. В центре средневекового городка царило радостное настроение конца зимы, почти что конца войны, как будто люди, исполнившись непоколебимой решимости, отвоевывали у природы градус за градусом и теперь горды тем, что ценой их усилий повсюду и во все времена года торжествовало лето.
Савина не праздновала перемирие. Она подняла глаза на колокольню церкви Сент-Андре — может, на ее часах стрелки слишком торопятся?
17:37
Куда запропастился Нектер? Он никогда не опаздывает. Неизменно осмотрительный. Всегда приходит даже заранее — деликатность медлительных. Что он мог обнаружить? Не слишком ли он увлекся? Не попытался ли поддеть на крючок слишком большую рыбу? Не…
— Ты ничего не заказала?
Нектер!
Савина выдохнула с облегчением. Из-за кадки с земляничным деревом появился секретарь мэрии. На нем были большие солнечные очки, шляпа-боб, слишком короткие штаны, клетчатая рубашка и такие же носки. Нечто среднее между Фризон-Рошем и инспектором Гаджетом. [8]
8
Роже Фризон-Рош — французский писатель, исследователь гор, гид. Инспектор Гаджет — главный герой комедийно-детективного мультсериала 1980-х, «механический полицейский».