Ты никогда не исчезнешь
Шрифт:
— НЕТ!
Самыми большими буквами, секретарь. Жирным шрифтом и подчеркни, давай, делай!
Я повторила еще громче:
— НЕТ! Я уверена, что НЕТ! Я знаю Эстебана. Сегодня у него день рождения. Ему не терпелось вернуться домой и получить подарок. Он никогда бы меня не ослушался, и уж тем более сегодня. Там точно случилось что-то другое!
Меня бесил неподвижный взгляд Лазарбаля. Глупо, но на мгновение сработал профессиональный рефлекс, я подумала: может, у него туннельное зрение, какой-то дефект, препятствующий периферическому обзору,
— Если следовать вашим рассуждениям, мадам Либери, если допустить, что вашего сына могли похитить, он неизбежно должен был знать своего похитителя, раз доверчиво пошел с ним. Есть ли у вас какие-то предположения? Друг? Родственник? Его… отец?
— У Эстебана нет отца! Я мать-одиночка. И если хотите знать, это не случайность, лейтенант, это мой выбор.
Его глаза — глаза рысака в шорах — меня не осуждали, уже кое-что. А может, ему было все равно. Он нашарил лежащую сбоку стопку бумаги, взгляд при этом не сдвинулся ни на миллиметр. Быть может, у него развито периферическое зрение? Как у всех хищников…
— Тогда кто? — спросил Лазарбаль.
— Не знаю.
Он разложил передо мной фотографии.
— Мы проверим. Будем искать. Мы уже получили десяток фотографий, главным образом от посетителей ресторана. Вы часто оказывались в кадре. Почти все они были сделаны, когда вы вернулись искать сына.
Мой взгляд скользнул по снимкам, по слишком короткой футболке, голым ляжкам. Он тоже, неотрывно глядя мне в глаза, видел своим боковым зрением мою задницу? Ну пусть полюбуется! Пусть кому хочет показывает эти мерзкие снимки, сделанные похабниками-туристами с террасы ресторана, лишь бы только моего сына нашли. Помощник Лазарбаля, не удержавшись, повернулся к нам, но лейтенант проворно убрал фотографии.
— Мы их увеличим, — пообещал он, — и попросим вас внимательно их изучить, вдруг вы кого-нибудь узнаете. У нас есть еще несколько фотографий пляжа, сделанных чуть раньше, но Эстебана нет ни на одной. И на улицах он тоже никому не встретился. Так что при отсутствии других данных основной гипотезой остается…
Жми на клавиши, секретарь, пока не продавишь их.
— ЭСТЕБАН НЕ УТОНУЛ. Сколько раз мне вам это повторять? Посмотрите на снимки, увеличьте их, и вы увидите, что Эстебан оставил там полотенце, свитер и эспадрильи. Кстати, а где его эспадрильи? Не пошел же он в них купаться!
Я цеплялась за эту надежду, за что угодно, лишь бы не представлять себе тело моего мальчика, унесенное океаном.
— Мне очень жаль, мадам Либери, должно быть, я выгляжу чудовищем, предполагая худшее, но… Ваш сын мог подойти к воде в эспадрильях и оставить их на песке. А потом их смыли волны. Или, еще проще, кто-то их подобрал…
— А свитер и полотенце этот кто-то не тронул?
— Могло быть и так. Или же эспадрильи занесло песком. Мы поищем.
Секретарь давно перестал печатать, как будто мои аргументы его не интересовали и он уже записал все подсказанные ему Лазарбалем ответы. Однако у меня оставался последний аргумент. Только он и удерживал меня от того, чтобы не выскочить за дверь и не рвануть прямиком к океану, пусть бы и меня тоже унесла волна.
— У него свитер без кармана.
—
— И на шортах кармана тоже нет.
Глаза Лазарбаля впервые окончательно пробудились и заметались.
— И что же?
— Я дала Эстебану монетку в один евро, я каждое утро даю ему евро, отправляя за хлебом. Если бы он пошел купаться, ему пришлось бы оставить ее на пляже. Никто не идет купаться с деньгами в кулаке. А я не нашла монетки ни на полотенце, ни на песке, я все на метр вокруг обшарила.
— Мы поищем еще, мадам Либери. Обещаю вам, мы весь песок через сито просеем.
— Я уже искала, лейтенант! И продолжу.
И буду молиться, молиться изо всех сил, чтобы ее не найти.
Если я так ее и не найду, значит, Эстебан не пошел купаться. Значит, он все еще где-то есть, с зажатой в кулаке монеткой.
Найти эту монетку — значит обречь его на гибель, искать ее — значит надеяться…
Я искала ее все эти годы.
И все эти годы надеялась.
Я так и не нашла их.
Ни монетку.
Ни Эстебана.
Десять лет спустя
3
Я шла по выбеленному солнцем песку пляжа в Сен-Жан-де-Люз, время от времени останавливаясь и выбирая новый ориентир: причал, ресторан «Токи Гошоа». Потом вдавливала ступню как можно глубже, вытаскивала, песчинки осыпались, я проходила еще немного. И все по новой.
Что я ищу?
На что надеюсь?
Эстебан пропал десять лет назад.
— Брось ты это дело, — сказал Габриэль у меня за спиной.
Я даже не обернулась, не улыбнулась ему.
Сегодня Эстебану исполнилось бы двадцать.
— Посмотри, — прибавил Габриэль, — мы только что прошли, а ветер уже стер наши следы.
Он, как всегда, был прав. За десять лет ничего не изменилось. Все тот же ветер резвился над пляжем, трепал все те же икуриньи, те же серферы взлетали на те же волны, те же официанты подавали кофе в тех же чашках, и те же немногочисленные туристы разбрелись по пляжу. И все же ни одна деталь никогда не повторяется, ни одна волна не похожа в точности на свою предшественницу, ни одно облако никогда не замрет в небе, ни один из персонажей не перестанет стареть.
Габриэль подошел ко мне, обнял за талию, поцеловал в шею. Я смотрела, как наши тени вытягиваются на песке, тесно прижимаясь одна к другой, сливаясь в объятии, будто парочка в старом черно-белом фильме.
Идиллическая декорация для романтической утренней прогулки.
И все же я высвободилась.
Прости, Габриэль, обещаю тебе, у нас еще будет волшебное утро, и не одно.
Сегодня Эстебану исполнилось бы двадцать.
Эстебан был бы отличником, блестяще сдал бы выпускные экзамены, и мы с ним отметили бы это в лучшем на всем баскском побережье ресторане. Эстебан был бы великолепным пловцом, эти годы вылепили бы из него атлета. Эстебан продолжал бы играть на гитаре, Эстебан точно отпустил бы волосы, Эстебан держал бы меня за руку в свой день рождения, и я бы гордилась им.