Ты никогда не исчезнешь
Шрифт:
Позвонить Ваяну?
Или просто укрыться в собственных воспоминаниях? Разворачивать их по одному, как открывают хранящиеся на чердаке коробки, как достают старые безделушки, как развешивают прежние картины, чтобы к его возвращению все было готово.
Завтра.
Четвертая стадия:
Зрелая душа
Достигшие зрелости души приближаются к своему последнему путешествию. Они берегут время, стараются не тратить его. Они уже ничего не ищут, они успокоились.
VIII
Предназначение
Лодка на озере
48
Сначала Том услышал шорох. Это мыши. Но как ни вслушивался, так и не смог определить, откуда доносятся звуки.
Где они прячутся? За стенами? У него под кроватью? Он приподнял простыню. Делать ему все равно было нечего — только прислушиваться к шумам, угадывать, где в темноте движутся тени, улавливать легчайшие шорохи. Он знал, что не заснет. Без Монстро не получится закрыть глаза и довериться ночи; без его сплюшки-кита невозможно отогнать кошмары, черных чудищ и мышиную возню.
Наконец Том понял, где они.
Мыши спрятались за окном и скреблись в ставни, просили впустить. Судя по звуку, их там были тысячи. Может, они замерзли и хотели погреться? Или просто поговорить с ним?
Том осторожно встал, стараясь, чтобы не скрипнули половицы, хотя знал, что маму он не разбудит. Она сказала, что примет снотворное и проснется поздно, придется ему самому готовить себе завтрак и со всем прочим тоже как-нибудь справиться самому.
Он открыл окно и тут же продрог в своей пижаме. Ветер пробирался под ставни, намел под окном слой снега, можно было нарисовать на нем сердечко или что-нибудь написать. И даже слепить снежок.
Тук-тук-тук.
Мыши начали злиться. Вообще-то Том уже понял, что это не мыши. Им так высоко не забраться, разве что это летучие мыши. Он вслушался в ночь.
— То-о-ом…
Крик, принесенный ветром, был закутан в хлопья и оттого превратился в шепот.
Его имя!
— То-о-ом…
Выбора не оставалось, и страха тоже не осталось. Он настежь распахнул ставни. Занавески разом взлетели, снежные хлопья мотыльками впорхнули в комнату и тут же растаяли. Несколько снежинок осталось на пижаме Тома. Последняя горсть мелких камешков ударилась в открытый ставень.
— То-о-ом, — прошептал голос. — Ты не спишь?
Том огляделся. Голос и камешки летели справа, со стороны навеса, — хоть он и в прорехах, все же под ним мог укрыться ночной гость. Том всматривался в темноту, понемногу привыкая к пугающей белизне двора. Все, что было хорошо знакомо, — старый трактор, куча навоза, дырявая бочка, разбитый цветочный горшок — превратилось в привидение, накрытое только что выстиранной и выглаженной простыней. Он заметил следы на снегу, проследил взглядом, куда они ведут, и увидел маленькую фигурку, прислонившуюся к одному из столбов.
И сразу узнал.
Эстебан!
Забыв про холод и снег, не чувствуя, как пижама облепила дрожащие плечи, он весело помахал другу.
Ветер снова донес приглушенный шепот:
— С днем рождения, Том! Выходи скорее, я приготовил тебе сюрприз.
Том надел пуловер, выдернул первые попавшиеся джинсы из ивовой корзины с вещами для глажки, до которой у мамы руки никогда не дойдут, и в одних носках на цыпочках спустился по лестнице. У входной двери обулся.
Он пробирался тише мыши. Мама спала. Полицейская тетка, которую к ним приставили, давно ушла домой. Он сдернул с вешалки тыквенного цвета пуховик с капюшоном. Куртка была ему чуть великовата. Карманы оттопырились, потому что он заталкивал туда шапку и перчатки, но сейчас карманы проверять не стал и с непокрытой головой, с голыми руками вышел навстречу ватной ночи.
Он и трех метров не прошел по двору, а кроссовки уже промокли. Обычно дыра в подметке ему не мешала, он обходил лужи и острые камешки, но над слоем в пять сантиметров снега парить не мог.
Эстебан стоял, прислонившись к столбу, и ждал его. Одет он был лучше, чем Том, — сапоги-луноходы, шерстяные перчатки, лыжный комбинезон.
Он с изумлением уставился на присыпанные снегом волосы Тома:
— С ума сошел? Надень шапку, простудишься.
Том послушно вытащил шапку из кармана, натянул поглубже на уши.
— Ну? И где сюрприз?
— Идем. — И Эстебан направился к воротам. — Готов немного пройтись?
— Не проблема, — гордо ответил Том, хотя чувствовал, что пальцы в кроссовке уже задубели, как будто он влез ногой в форму для льда.
Они вышли на дорогу. Дома задерживали ветер, и в деревушке не так сильно мело. Возле источника Эстебан сказал:
— Прости, не смог принести подарок, слишком большой, поэтому ждет тебя у меня дома. Тебе точно понравится, ты же любишь музыку.
Том дрожал, переступая с ноги на ногу.
— Инструмент — огонь! — продолжал Эстебан. — Но сначала у меня к тебе будет просьба.
— Давай, только пошли уже, хватит меня морозить.
— Ладно. Пойдем по шоссе, там снега меньше, чем на обочинах.
Они двинулись по середине шоссе, снег там и правда был не такой глубокий, но стоило прибавить шагу — и дорога превращалась в каток.
— А тебе не холодно? — Том поежился.
— Не забывай, что я призрак!
— Для призрака ты очень уж хорошо снарядился. Так о чем ты хотел меня попросить?
— Том, это важно. Знаешь, ко мне возвращаются воспоминания, как тогда с пчелами. Странные воспоминания. И я надеюсь… что у тебя таких нет.
Тощие деревья вдоль дороги сгибались в три погибели под тяжестью снега.