Ты обещала не убегать
Шрифт:
— Горский, — выдохнул тот.
— Что Горский?
— Прав, как всегда, — тихо заметил Лерой, а потом деловито добавил:
— Ладно, сейчас пришлю адрес, где Ермолаев вас искать не станет. Отвезешь Тимоху туда, а сам, как хочешь: можешь с ним остаться, можешь, как всегда, свалить.
— Знаешь что, Амиров, — нестерпимо хотелось поставить его на место, но урод меня опередил.
— Знаю, Тимур, всё я знаю. И, поверь, тебе одному хрен бы я помог! Но Тимоха мне, как сын, а потому запоминаешь адрес и дуешь туда. Жить будете у моей
— Нет, — прошипел в ответ, а потом уже более спокойно добавил:
— Спасибо!
46. Дома
— А говорила " не люблю", — смеялся Лерой, встречая нас на пороге дома Горского. — Смотри, месяц без меня прожить не смогла — вернулась.
В последние дни, наполненные страхом, слезами, потерями, мне так не хватало поддержки и дружеского участия, поэтому встрече с Амировым я искренне обрадовалась и, забыв обо всем, бросилась ему в объятия.
— Что ты здесь делаешь? — не ожидая увидеть его в доме отца, спросила мужчину.
— Все то же самое, что и всегда: денно и нощно обязуюсь охранять тебя, — подмигнул Лерой, заряжая меня своим позитивом, словно солнечной энергией.
Насколько я знала от отца, дело Шефера все же удалось замять. И, хотя Ермолаев до последнего настаивал на виновности Лероя, выступая свидетелем, отец таки сумел раздобыть записи с камер охраны и снять подозрения с Амирова.
— С такой защитой не пропаду, — подмигнула другу и заглянула вглубь дома, где у входа в гостиную стояла мама, крепко держась за ручку двери.
Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы примерить на себя всю ту боль, что перенесла она вдали от меня и отца, переживая за нас каждую минуту. В уголках ее глаз собрались слезы, а на лице робко и слегка подрагивая проступала улыбка. Родная, любимая, дорогая.
Сколько слез она пролила, сколько страшных картинок успело пронестись у нее перед глазами, пока Горский, резко сорвавшись, летел к нам. Знать, что за тысячи километров твоему ребенку грозит опасность и не иметь возможности помочь — страшное испытание.
Забыв снять обувь, бросилась к ней и крепко обняла. Слышала, как часто она дышала, как сумасшедше билось ее сердечко и в это мгновение осознала: то, что сейчас я чувствую из-за разлуки с сыном, моя мама пережила уже ни раз и ни два.
Обнимала ее и поражалась ее стойкости: чтобы спасти от мести Федора, она согласилась расстаться со мной на долгих четыре года. Боже, было жутко представить, что она чувствовала все это время. Для меня четыре дня без сына уже казались адом…
— С нашим мальчиком все будет хорошо, доченька! Все будет хорошо, — нашептывая, всхлипывала мама и я ей верила. А еще в свои силы. Если она смогла, то и я должна была постараться месяц продержаться без сына.
— Ты знаешь, где он? — с затаенной надеждой спросила маму, на что она тут же покачала головой.
— Нет, моя хорошая, Коля мне ничего не говорит, — мягким, нежным голосом она вернула меня на землю.
— И правильно, — вмешался отец, перехватывая маму в свои объятия, — вам скажи, так вы всем растрезвоните. Язык без костей, да и мозг размягчается, когда не нужно. Сказал, что с парнем все хорошо, значит так оно и есть. Понятно?
Мама кивнула, а я со всей дури понеслась в свою комнату, чтобы не разрыдаться при ней и Амирове.
" Нет, нет, нет", — бурчала себе под нос, перепрыгивая через одну ступени на лестнице и проклиная грубость отца.
Стук в дверь раздался минут через десять.
— Входи, — крикнула с противоположной стороны комнаты. В том, что за дверью стоял Лерой, я не сомневалась.
— Ты как? — спросил он, внимательно осматривая меня с ног до головы, явно замечая дорожки слез на моих щеках.
— Погано, — глухо ответила и сделала шаг навстречу. — Лерой, скажи, почему мне запрещено знать, где отец прячет Тимошку? Я к нему не поеду, никому ничего не расскажу… Но просто знать… Лерой? Неужели Горский не понимает, как мне больно?
Не заметила, как Амиров оказался от меня расстоянии вытянутой руки, но остро ощутила прикосновение его ладони к своей.
— Понимает, Ксюш. И я понимаю. Вижу. И боль твою забрать себе хочу, только не знаю как, — его пальцы чуть сильнее обхватили мои. — Но я и Горского понимаю… Ты только представь, что прямо сейчас ты узнаешь, где он прячет Тима… Представила?
Кивнула.
— Стало легче?
Еще один кивок.
— А сейчас представь, что Ермолаев или еще кто шибко добрый сообщит тебе, что у Тима, например, температура под сорок и Тимур не справляется. Что ты сделаешь? Только честно…
Промолчала в ответ, потому как понимала, что брошусь к нему со всех ног, позабыв обо всем. Обо всех.
— Думаю, ты все поняла, — сказал Лерой, так и не отпустив моей руки. — Тим в надежном месте. Он не один. Рядом добрые и любящие люди, поверь. Он окружен вниманием и заботой. Я знаю, что говорю, поскольку сам помогал его прятать и в людях, что рядом с ним уверен, как в себе, Ксюша. Обещаю, что дам с ним поговорить через несколько дней. Веришь?
— Да, — сквозь слезы ответила Лерою.
— Только и ты мне пообещай, пожалуйста, не делать глупостей. Пойми, сейчас под угрозой не только Тим. Рядом с ним люди, дорогие мне ничуть не меньше, чем вы. Один твой неверный шаг — пострадают все. А спровоцировать тебя на этот шаг пара пустяков!
— Я поняла, — уверенно ответила Амирову.
Глупый, он забыл, что я слишком хорошо его знала. Особенно о тех людях, кем он дорожил и кому доверял. В его жизни таковых были единицы. С вероятностью в сто процентов сейчас я могла утверждать, что мой сын остался в Москве, в семье сестры Лероя.