Ты плоть, ты кровь моя
Шрифт:
Когда он поднял глаза на дом, в одном из верхних окон мелькнул чей-то силуэт, и ему вдруг захотелось повернуться и убежать обратно – туда, откуда пришел, и даже еще дальше. Потеряться. Он ведь уже так делал.
Парадная дверь распахнулась, и на пороге возник человек – песочного цвета волосы, лет сорока, в расстегнутом сером кардигане поверх вылинявшей зеленой рубашки, в серых брюках и сандалиях.
– Шейн Доналд? Отлично. Прекрасно. – Он уже подходил ближе. – Въезжаешь к нам сегодня. Я так и думал, что ты где-то в это время появишься. Правда, нынче никогда нельзя знать с уверенностью –
Он протянул руку:
– Питер Гриббенс. Заместитель управляющего. Я буду твоим воспитателем.
Его дыхание отдавало мятой, а глаза были синие и блестящие.
Внутри ощущался слабый запах дезинфекции. Где-то играла музыка, стереомагнитофон, ясно были слышны только басы. Какое-то движение. Звук работающего телевизора, а может, радио. Звон и стук посуды. Голоса, кто-то ругается, кто-то пронзительно смеется, потом тишина. Где-то наверху работает пылесос.
– Идем, – сказал Гриббенс, двигаясь к лестнице. – Покажу твою комнату. У тебя есть немного времени, чтобы устроиться. Думаю, тебе не помешает выпить чаю. А потом побеседуем.
Его комната была на втором этаже – квадратная, с высоким потолком, две односпальные кровати у противоположных стен, шкаф темного дерева с рельефным украшением в середине, здорово исцарапанный, два комода. Окно зарешечено.
– Не бери в голову, – сказал Гриббенс, проследив за взглядом Доналда. – Все окна были в таком виде, когда мы сюда въехали, по крайней мере на верхних этажах. – Он издал легкий смешок. – Это вовсе не для того, чтобы удержать тебя здесь.
Одна кровать была убрана, но не слишком аккуратно. Около нее сложены чьи-то вещи; журналы и будильник на сиденье стула с прямой спинкой.
– Твоего соседа по комнате зовут Ройял. Ройял Дживонс. Он у нас уже почти два месяца. Он тебе все тут покажет и расскажет.
«Ройял, – подумал Доналд. – Черный, значит. Наверняка черный».
Гриббенс уже шел к двери.
– Спускайся вниз, как только будешь готов. Мой кабинет на первом этаже, напротив входа. На двери табличка с моей фамилией.
Доналд сел на свою кровать и уставился в пол.
Кабинет Питера Гриббенса оказался узким и длинным – результат того, что комната более значительных размеров была разделена пополам. Одну стену занимала таблица – имена и даты, нанесенные разными цветами, стрелки и звездочки, черные и красные. На другой – более дюжины фотографий, в основном самого Гриббенса – в компании с коллегами или своими подопечными, которым явно скомандовали произнести в объектив слово «сыр». На столе его были свалены в кучу папки, картонные и пластиковые, разных цветов, несколько записных книжек, стояли два стакана, битком набитые карандашами и ручками. Чтобы освободить место для подноса с двумя кружками, сахарницей и пакетиком бисквитов, ноутбук Гриббенса пришлось поставить на телефонный справочник. По другую сторону от стола было высокое окно, выходившее на обсаженную кустами лужайку и заросшую снизу плющом кирпичную стену.
– Заходи, заходи, Шейн. А то чай остынет. Сахар? Один кусок, два?
Доналд уселся на пустой стул, принял кружку с чаем и беспокойно огляделся.
– Давай бери бисквит. С шоколадным
Бисквиты были немного подтаявшие, шоколад с них стекал Доналду на пальцы. Он не знал, можно ли его слизнуть или лучше рискнуть вытереть руку о сиденье.
Гриббенс раскрыл одну из папок, потом закрыл.
– Дело вот в чем. Пока ты здесь, тебе придется соблюдать некоторые правила…
Доналд внимательно на него уставился и отключил свое сознание.
– По условиям твоего освобождения… Соблюдай правила и установления… Избегай контактов с лицами, подозреваемыми в уголовных связях…
Гриббенс все говорил и говорил, а потом замолк. Доналд вдруг услышал, как тикают часы.
– Шейн?
– Да?
– Ты понял все, что я тебе прочитал?
– Ага.
– Хорошо. – Гриббенс вытащил еще один лист бумаги и протянул его через стол. – У тебя есть какие-нибудь ограничения в диете? Ты не вегетарианец, например?
Доналд помотал головой.
– Аллергии никакой нет? На пшеницу, орехи? Нет? Хорошо. Как насчет религиозных склонностей?
– Чего?
– Религия у тебя какая? Ты католик или к англиканской церкви принадлежишь?
– Никакой у меня религии нету.
– Значит, просто христианин. У нас есть несколько ребят…
– Я ж сказал, нет. Никакой. Ни во что я не верю.
Гриббенс сделал соответствующие пометки в своей бумаге и отложил ее в сторону.
– Инспектор по наблюдению и трудоустройству будет завтра с тобой беседовать. Ты тут пока устраивайся. – Гриббенс поднялся на ноги. – Ну ладно, ступай. Там внизу болтаются несколько наших ребят. В холле есть стол для пула и телевизор.
Когда Доналд был уже у двери, Гриббенс окликнул его:
– Тебе надо постараться, чтобы как следует справиться с этим делом. Которое мы все тут делаем.
Ройял Дживонс сидел на своей постели, прислонившись головой к стене, в наушниках, зажав в руке CD-плейер «Уокмен». Он на секунду открыл глаза, когда Доналд вошел, всего на секунду, не более. Доналд пересек комнату и подошел к окну, выглянул наружу, посмотрел на задние фасады домов, на силуэты деревьев. Краска на прутьях решетки от времени отслоилась и висела клочьями, перепачканная птичьим пометом. Он отошел к своей кровати и сел. Интересно, который теперь час?
Дживонс был коренастый малый с мощной, мускулистой шеей и гладко выбритой головой. На нем были толстые спортивные штаны и такая же рубашка. И кроссовки, без носков.
– И какого хрена ты вылупился? – Дживонс чуть наклонился вперед, не открывая глаз.
– Чего?
– Какого хрена вылупился?
– Да так, ничего.
– Ничего?
– Ага, ничего.
– Это я «ничего»?
– Нет.
– Чего?
– Да я ничего такого…
– Чего – ничего?
– Ничего такого не имел в виду.