Ты плоть, ты кровь моя

Харви Джон

– Ничего?

– Ничего.

– Ну и ладненько. – Дживонс теперь уже смотрел на Доналда, широко открыв глаза. Лицо его расплылось в улыбке. – Новичок, да?

– Ага.

– Сегодня въехал?

– Ага.

– После обеда?

– Ага.

– Хрен от тебя лишнего слова дождешься! – Дживонс закрыл свой плейер, снял с головы наушники. – Но это даже к лучшему, парень, мне подходит. – Сдвинулся вперед, протянув руку.

Доналд встал, чтобы ее пожать, надеясь, что это не окажется каким-нибудь дурацким шлепком ладони по ладони, но нет, нормальное рукопожатие, быстрое, но он ощутил и пальцы Дживонса, и всю его толстую ладонь.

– Рой-ял, – представился Дживонс, нарочно

деля свое имя на два слога. – Ройял Дживонс.

– Шейн. Шейн Доналд.

Дживонс кивнул, отступил назад.

– Так, значит, Шейн. Ты уже прослушал лекцию, так? От Гриббенса?

– Ага.

– И он тебя спрашивал, христианин ли ты, верно?

– Ага.

Дживонс засмеялся и покачал головой:

– Я ему сказал, что вырос в семье баптистов. Баптистов-пятидесятников. А он и спрашивает: у них, когда крестят, полностью в воду погружают или нет, – а я и говорю: ага, прям как в бассейне, во как! Южный Лондон. Что истинная правда. Я уж думал, он щас меня схватит за руки и велит, мол, давай, становись на колени и молись, понимаешь? Ха! Какой-то урод траханый; он, правда, по крайней мере вроде играет честно, а это уже кое-что, не сравнить с некоторыми другими… И еще – на некоторые вещи он смотрит сквозь пальцы. Если, скажем, придешь слишком поздно, да? Или еще чего-нибудь… Он просто закатит тебе очередную лекцию, а ты стой и слушай, а потом скажи «извините», когда он закончит. Понимаешь, ему такое нравится. Это дерьмовое «извините». – Дживонс снова засмеялся. – Выдай ему полное раскаяние, только чтоб звучало как настоящее, и он готов, спекся. Поверит как миленький, понял?

Он ткнул Доналда кулаком в плечо, шутливо, чтоб никаких обид, несильно, даже синяка не осталось.

– Мы с тобой тут отлично поладим, парень. Если, конечно, ты не слишком громко храпишь и не очень шумишь, когда поздно возвращаешься.

10

Роб Лоук здорово располнел, даже слишком здорово, средняя пуговица на его синем пиджаке застегивалась с трудом и все время грозила оторваться. Он сидел за своим столом, в светло-голубой рубашке с полосатым галстуком и со страдальческим выражением человека, у которого вся жизнь сосредоточена вокруг кучи незакрытых дел.

– Вы понимаете, что то, о чем вы просите, – нарушение правил?

Элдер чуть переступил с ноги на ногу, почти незаметно.

– Ни хрена из этого не выйдет.

– Тогда зачем меня сюда пригласили?

Снаружи доносился шум уличного движения.

– Дон Гайзли – мой приятель. Хороший был начальник. Он всегда считал, что вы стоящий парень. Что до меня, то, думаю, вы все равно что кусок дерьма, прилипший к ботинку.

Элдер кивнул, не произнеся ни слова. Когда зазвонил телефон, Лоук схватил трубку еще до второго звонка. Разговаривал он резко, потом вскочил:

– Тут кое-что стряслось, мне надо заняться… Можете пока подождать здесь.

Элдер постоял несколько секунд после того, как закрылась дверь, потом обошел стол. Папка с делом Сьюзен Блэклок стояла на полке, точнее, это были три папки, и каждая набита битком. Где-то в области желудка у Элдера все сжалось и напряглось, когда он начал перелистывать дело, пропуская то, что представлялось второстепенным, и выискивая основные детали.

Длинное заявление, полученное от Тревора Блэклока, расшифровка серии его допросов – полицейские пытались определить, не было ли напряженности в его отношениях со Сьюзен, отношениях отца, то ли слишком далекого от своей взрослой дочери, то ли, наоборот, слишком близкого. Тревор Блэклок иной раз отвечал зло, иной раз уклончиво, и было ясно, что некоторое время его рассматривали

в качестве подозреваемого. И все же Элдеру казалось, что чувства, которые Блэклок испытывал по отношению к Сьюзен, были того же рода, что и у большинства отцов к их дочерям-подросткам: замешательство, раздражение, любовь. А его алиби – после того как они разделались с ленчем, он помог жене управиться по хозяйству в их автофургоне и смотался на машине в Уитби, чтобы поменять почти совершенно лысую шину перед их возвращением домой, – было проверено и перепроверено и теперь представлялось, насколько это вообще возможно, неопровержимым.

Элдер посмотрел на часы. Ладони у него вспотели, на лбу тоже выступил пот. В коридоре раздались шаги, потом замерли за дверью.

Женщина, продавщица одного из магазинчиков в парке развлечений, сообщила на допросе, что Сьюзен в тот день показалась ей очень озабоченной, даже нервной. Чем-то встревоженной.

Элдер записал себе в блокнот это имя – Кристина Харкер, и несколько минут спустя добавил еще одно – Келли Джеймс, местная девушка, с которой Сьюзен была знакома еще по прошлым приездам сюда во время каникул.

Он все еще читал дело, когда Роб Лоук вернулся в кабинет, не до конца прикрыв за собой дверь.

– Сами знаете, как это бывает, задержался дольше, чем думал…

– Да, так оно обычно и бывает. – Закрыв папку, Элдер вышел из-за стола.

– Времени нет толком поговорить.

– Это точно.

– Дорогу к выходу сами найдете?

– Да.

Дыхание Лоука было кислым от табака.

Иногда случается, думал Элдер, пересекая парковочную площадку, что ты подошел слишком близко, чтобы как следует разглядеть то, на что смотришь, и не можешь понять, что именно у тебя перед глазами. И с полной готовностью веришь тому, что тебе кто-то сказал. Думаешь, что сам это видел.

Он знал, что следует делать в таких случаях: вернуться на исходные позиции, взглянуть на все свежим взглядом.

Если повезет, он доберется до побережья еще к полудню.

* * *

Келли Джеймс теперь была Келли Тод.

По понедельникам, средам и пятницам она работала в салоне красоты косметичкой – питательные маски, маникюр, педикюр, восковая эпиляция. Когда Элдер зашел в салон, она как раз заканчивала эпиляцию ног, подмышек и зоны бикини помощнице дантиста, собирающейся на отдых – «десять дней полупансиона на Ибице».

– Присядьте вон там, – сказала она. – Через десять минут освобожусь.

Элдер стал листать старый номер «Вэнити фэр». Десять минут плавно перешли в пятнадцать. Радио, кажется, играло одну и ту же мелодию, все повторяя ее и повторяя.

– А вот и я. Извините, что так долго. – Она была в зеленоватой накидке, на лице – великолепный макияж, просто верх совершенства. – Вы сказали, что вы по поводу Сьюзен Блэклок?

– Да.

– Значит, ее так и не нашли, верно?

Элдер кивнул.

– Бедняжка. Это ужасно, я знаю, но я про нее уже несколько лет как не вспоминала.

Они сели на ступеньках у задней двери салона, выходящей в узкий переулок – въезд для коммунальщиков, как решил Элдер: несколько мусорных баков, герань на окнах, неизбежные чайки. Келли принесла две порции растворимого кофе и теперь в одной руке держала свою чашку, а в другой – сигарету.

– Ее ведь убили, не правда ли? Иначе ее бы уже давно нашли. А тут исчезла – и ни ответа ни привета. Наплевать, что там у тебя раньше было – ссоры, скандалы, от которых ты переживала и расстраивалась… Прислала бы хоть открытку. Или позвонила, в конце-то концов… Не беспокойтесь, со мной все в порядке. – Она сильно затянулась сигаретой и долго держала затяжку, не выдыхая.