Ты победил
Шрифт:
– Именем Князя и Истины! – заревел Эгин. – Немедленно прекратить! Это говорю я – Эгин, аррум Опоры Вещей!!!
В подтверждение своего ора Эгин достал свою Внешнюю Секиру и выставил в окно. Сорок Отметин Огня на его жетоне блеснули в сумраке крошечными, но очень яркими голубыми искорками.
К собственному немалому удивлению, он был услышан. Четыре стрелы выпорхнули из темноты. Выпорхнули совершенно неожиданно – Эгин не мог и помыслить, что кто-то здесь осмелится стрелять в аррума – и поэтому он был слишком расслаблен, чтобы суметь отвести их.
Одна стрела звякнула о жетон и отскочила прочь. Другая, о
Эгин мгновенно присел, оглянулся за спину, увидел, что пастухи, обнажая свои кургузые мечи, опрометью покидают зал, Круст Гутулан оседает на пол со стрелой под затылком («Она ведь предназначалась для меня», – с отстраненной хладнокровием насмерть перепуганного человека подумал Эгин), а Лорма с расширенными от ужаса глазами смотрит на него и не понимает, не понимает, не понимает ровным счетом ничего.
Супруга управляющего сплюнула на затихшего Сорго, который неподвижно валялся на столе словно отыгравшая механическая кукла, перехватила свой нож в левую руку и пошла прочь из зала вслед за пастухами. И только сам управляющий не ушел. Он присел на колени у головы упавшего Круста, наклонился и что-то зашептал тому в ухо. Заклинания? Проклятия? Эгину было все равно.
Все. Разговоры закончены. После четырех стрел, выпущенных в него из темноты, аррум Свода Равновесия имеет право испепелить весь Медовый Берег. Если сможет, конечно. По этому вопросу Эгина начали одолевать серьезные сомнения.
Эгин поцеловал свой клинок прямо в ползущее по нему иссиня-черное облако (ого! такого раньше не случалось) и выпрыгнул в окно. Там было совсем невысоко – локтей пятнадцать – да и внизу его ожидала отнюдь не земля, а мягкая соломенная крыша флигеля.
Эгин ожидал, что его ноги соприкоснутся с крышей флигеля через три четверти удара сердца. Этого, однако, не произошло, ибо в тот момент, когда его подошвы были в каких-то считанных пальцах от соломы, флигель неожиданно ухнул вниз, словно тонущий корабль – в пучины морские. Поэтому лететь пришлось целых два удара сердца и Эгин успел испугаться. Это что же такое, милостивые гиазиры – то у них башни взрываются, то дома под землю проваливаются!
Но потом пугаться стало некогда. С легкостью пробив плотные вязанки соломы, сломав жерди перекрытий, Эгин упал на что-то мягкое. Когда его тело, следуя инерции падения, опустилось на корточки, а левая рука для подстраховки уперлась в это самое мягкое и, как оказалось, липкое, Эгин понял, что стоит на окровавленном человеческом теле. Он замер, выставив перед собой меч.
Сверху, через пробитую крышу, доносились крики. Преимущественно, ругня крустовых пастухов. Одного, кажется, задели стрелой. Другой торжествующе вопил – наверное, сам задел кого-то своим метательным ножом.
Здесь, внизу, было темно и тихо. Только с угрожающим шорохом в противоположном углу осыпалась земля. Эгин шевельнул ноздрями. Да, чуть сырая глинистая земля, кровь, кислятина – ужинали здесь чем-то не очень вкусным – и едва уловимый смрад паленого. Что палили? Неизвестно. И – совершенно незнакомый тошнотворный запах, исходящий, кажется, от пола. И – никакого живого запаха. Сплошь мертвечина. Отличный домик.
Засиживаться здесь надолго, выставив меч и принюхиваясь к темноте, Эгин не собирался. До потолка было недалеко. Он осторожно поднялся в полный рост. Если вытянуть вверх руку, то ее ладонь выглянет на поверхность. Итак, если вернуть меч ножнам, вновь присесть, подобраться, вспомнить несложные слова Легкости, а потом старательно подпрыгнуть…
Опираясь на распрямленные руки, Эгин отжался на них над крышей, высовываясь из дыры по пояс. Еще одно усилие и его ноги покинут…
Безликая, но смертельная опасность стремительно высвободилась из-под земляной осыпи и вцепилась в ногу аррума своими цепкими ледяными пальцами. Одновременно с этим безжалостные зубы впились ему в правое бедро.
Эгин в панике что было сил отпустил в темноту пинка и, к своему удовольствию, попал в податливую плоть. Но ответом ему послужил лишь гневный рык и плотно сжавшиеся зубы на его ноге.
Оставалось одно. Эгин поддался мерзавцу, который стремился втянуть его обратно вниз, и, спустя мгновение, уже кубарем летел в темноту, одновременно подтягивая свободную ногу повыше, а левой рукой нащупывая рукоять засапожного кинжала.
«Да, разумеется, любая безмозглая тварь на месте невидимого кровожадного дядьки поступила бы так же», – удовлетворенно подумал Эгин, распрямляясь. У него все получилось. Кинжал, всаженный по самую рукоять в смердящую паленым плоть врага, торжествовал победу своего хозяина над незадачливым людоедом.
Когда неведомый враг сдернул его вниз, он, как и рассчитывал Эгин, насел на него сверху (и показался арруму тяжелым как земля-мать). Но вот уж на что никак Эгин не рассчитывал – так это на нечеловеческой, неистовой силы удар, который молниеносно обрушился на его грудь. Сегодняшней ночью все – и стрелы, и клинки – явно жаждали добраться до самого сердца аррума. Но нагрудник спас его и на этот раз, а вслед за тем кинжал решил все в пользу Эгина.
«Так, хорошо. Счет открыт убиением кого-то, кого разглядывать будем поутру вместе с Есмаром и Логой, а пока что надо наводить порядок в Кедровой Усадьбе», – подумал Эгин, на ощупь находя кинжал и вырывая его из цепких объятий чужой плоти. Судя по всему, убитый был все-таки человеком. Одноруким, что ли?
Эгин пошарил еще и к своему ужасу обнаружил, что вместо левой руки убитое им существо имеет многосуставчатую конечность, закованную в роговой панцирь. Кажется, именно этим оно собиралось пробить его грудь. Очень хорошо. А еще лучше то, что ни во время нападения, ни до него он, аррум Опоры Вещей, не почувствовал присутствия ничего живого. Либо он – из рук вон плохой аррум, либо тварь не жила. Может ли двигаться неживое существо? Вопрос философский, прямо из анналов героической эпохи.
«М-да, нескучно у них здесь, на Медовом Берегу», – думал Эгин, выкарабкиваясь наконец на поверхность. Он не видел и не чувствовал как под его ногами слабо шевельнулось убитое тело. Жизнь ушла из него слишком давно, чтобы бояться какого-то кинжала. Убитому телу нужно было полежать еще некоторое время и затем оно было готово продолжить свое омертвелое и мертвящее движение.