Ты принадлежишь мне!
Шрифт:
– Ты где-то далеко, Крис, – слышу я приглушенный голос своего новоиспеченного мужа. – Не со мной.
– Я у тебя на коленях сижу, – усмехаюсь, поудобнее устраиваясь в теплых объятиях.
Как ни странно, а с его коленей я бы век не слезала. Слишком нежно, слишком хорошо, слишком… Как бы и правда не поверить во всю эту сказку.
Мы подъезжаем к гостинице, я выхожу из машины, а Тарасенко выходит вслед за мной, ловит мою ладонь, кладет её на изгиб своего локтя.
– Цепляйся, любимая, – улыбается он и, наклонившись, нежно целует меня в нос.
– Э-э-э, – туплю я, – ты зачем со мной идешь?
– Затем, чтобы помочь собраться, мы едем ко мне, – пожимает плечами Тарасенко, а я в этот момент холодею от ужаса. И, четко смотря в глаза Жене, говорю:
– Нет.
Именно таким тоном, которым я разговариваю на работе с подчиненными. А они у меня есть, целый отдел из десяти экономистов.
Не знаю, как и почему, но Тарасенко понимает, почему я отказываюсь ехать к нему. Он резко притягивает меня в свои объятия и, обдавая теплым дыханием, шепчет на ухо:
– Крис, того дома уже нет, я продал его сразу после смерти отца. У меня в Москве есть своя квартира. Крис, дыши, все хорошо… Тут куча камер, на нас все смотрят. Ты же не хочешь показать всем свою слабость и наш конфликт? Твой шеф тебя уже не защитит, его списали по старости и глупости – он проворовался.
– Что? – вырывается из моей груди свистящий шепот, а глаза, как подозреваю, увеличиваются вдвое. – О чем ты?
Но Тарасенко словно не слышит меня, и продолжает увещевать:
– Я все обязательно тебе объясню, но сейчас ты слишком уязвима. Ты же это понимаешь? Но я тебя защищу. Теперь ты – моя жена. И никто не посмеет тебя тронуть. Я знаю, ты очень сильная женщина, я горжусь тобой и восхищен твоим упорством.
– Зачем ты все это затеял? – сквозь зубы цежу я. Совершенно ничего не понимаю. Шеф проворовался? Зачем, почему, как? Нафига ему это надо? Или… это из-за Иришки? Неужели ей понадобилось настолько дорогостоящее лечение, что шефу оказалось мало его зарплаты – один миллион рублей в месяц? Ни за что не поверю! Что еще за чушь такая!
– Затем, что я тебя люблю и давно хотел тебя забрать, но ничего не получалось, – говорит мне этот интриган, продолжая удерживать в своих медвежьих объятиях.
– Я не верю не единому твоему слову, – глухо заявляю, уткнувшись носом в пиджак Тарасенко.
Он вздыхает. Горестно и так… словно действительно переживает по этому поводу. А затем, слегка отодвинув меня, но продолжая удерживать одной рукой за талию, приподнимает пальцем мой подбородок и, наклонившись, шепчет прямо в губы:
– Ничего, мы с этим справимся.
***
– Не пытайся залезть мне под кожу, Тарасенко, – цедит сквозь зубы Крис, пытаясь отпихнуть меня.
Сейчас она как никогда похожа на злобного котенка. Хочется зацеловать и затискать, эту вредину, отогреть в своих руках, в своих объятиях, чтобы смягчилась, чтобы поняла, что я хочу её уберечь. Но… я сам знал, на что подписывался, и теперь нет пути назад.
Еще и свадьба эта… Даже не ожидал, что все пройдет так быстро и спокойно. Без истерик, без связывания, шантажа и прочих силовых методов, о которых я задумывался.
Теперь осталось только увезти Крис в Испанию, да так, чтобы она сама согласилась. А уже там… там она будет полностью в моей власти, на моей территории. И никогда не сможет от меня уйти.
– Сможешь пообещать мне, что будешь держать себя в руках, пока мы идем за твоими вещами? – спрашиваю у все еще упирающейся девушки. Она надеется меня оттолкнуть, но силы явно не на её стороне.
– Смогу, – шипит она разъяренной фурией, но тут же расслабляется, и на её лице появляется спокойная светская улыбка.
– Умница моя, – не сдержавшись, я наклоняюсь и нежно целую её в припухшие губы. И сразу же морщусь, замечая красные следы на её шее.
Впервые в жизни я сорвался и потерял тормоза, впервые был настолько груб с женщиной. Всегда, всегда, сколько помнил себя, я четко контролировал ситуацию, особенно в сексе, чутко заботясь о желаниях партнерши. Но то, что было в машине… Это неправильно. Я облажался по полной, не смог сдержаться, потому что совсем потерялся в ней, обезумел от страсти и желания.
Нет, так дело не пойдет. Та, о которой я мечтал тринадцать лет, не в силах вернуться и забрать её, не должна страдать от моей страсти. Надо учиться держать себя в руках. Иначе я сам всё испорчу…
Я беру Крис под руку и, кивком проконтролировав своих телохранителей, завожу её в отель. Мы чинно следуем до лифта, затем поднимаемся на седьмой этаж, в её апартаменты.
– Постоишь за дверью, – пытается отнять руку эта несносная вредина.
– Нет, – качаю я головой. И, отобрав у неё ключ-карту, отдаю её Аркадию, начальнику моей службы безопасности. Без лишних слов он всё понимает, и пока я удерживаю за руку и за талию своего злого котенка, двое моих телохранителей уже входят в номер Крис и быстро исследуют на посторонние следы.
Мы с Крис стоим в стороне от двери, поэтому не видим, что творится в её номере, но уже по лицу одного из своих телохранителей, замерших напротив входа в номер, я понимаю: что-то не так. И вышедший Аркадий это подтверждает:
– Номер обыскивали, показательно. Сейчас там никого нет.
– Что? – вырывается из моей чуть ослабшей хватки Крис и несется внутрь.
Я иду следом и останавливаюсь в дверях, за спиной остолбеневшей девушки, рассеяно рассматривающей беспорядок в номере.
И сразу же соглашаюсь с моим начальником СБ. Обыск действительно был показательным. Вся мебель перевернута, вспорота обшивка у кресел и дивана. Разбит стеклянный столик. Шкафчики из комода выворочены и валяются то тут, то там, даже зеркало разбито. Разворочен её чемодан, все вещи почему-то разорваны, разбит ноутбук.
Мою Крис явно хотели припугнуть. И возможно, это даже хорошо. Если бы её хотели убрать или допросить… в этот момент моё сердце леденеет. Мне ли не знать, какие методы при допросе может использовать Михаил Юрьевич – верный палач Лисовских? Ладно, хотели бы – уже допросили бы и убрали, да так, что даже тела бы никто не нашел. А сейчас всего лишь припугнули. Видимо, доказательств вины нет, вот они и пытаются понять, к кому она побежит и что будет делать дальше.
Приобнимаю за плечи так и стоящую посреди номера Крис и, наклонившись, шепчу ей на ухо: