Ты родишь для меня
Шрифт:
— Серьезно?! Ты как вообще можешь, Вита?! Он ведь тебя любит, а ты ведешь себя….как…— подруга смерила меня пренебрежительным взглядом, а потом выплюнула. — Как стерва, последняя и наглая стерва. Больно ей, я видела вчера и слышала, как именно тебе было больно. Как и пол-общаги!
Слышать это было больно, но к боли мне было не привыкать. После такого-то разговора с бывшим.
— Как кто? Ну пускай я буду стервой, а не человеком, которые не хочет прощать предательство.
Да, я тоже поступила так себе, но от этого мне
— Да не мог он! Ясно тебе! Зато ты…как ты быстро переметнулась.
Это был шлепок по лицу, удар ниже пояса. Но я мужественно стерпела все, втянула носом воздух и прикрыла глаза, заставляя себя не реагировать. Нет. Дальше только выдержка смогла бы мне помочь.
— Мне плевать, — пустой взгляд остановился на шокированном лице бывшей подруги. Теперь я отчетливо понимала, что с этого момента Агата не будет со мной даже здороваться, не говоря уже о большем.
— Отлично. Отлично. Вит, ты для меня больше не существуешь. Все.
Плакала Агата, плакала я. Беззвучно, тихо. Бесконечные дорожки слез скатывались по лицу, а на фоне моргала старая университетская гирлянда. Снегопад за окном лупил как в последний раз. Это все так неправильно. Так быть не должно. Мы ведь…самые близкие люди. Все мы.
— Хорошо, — я облизала соленые губы, но так и продолжала стоять, как громом пораженная.
Больших трудов стоило мне обойти Агату, застегнуть пальто и выйти из здания университета. В спину донеслись последние слова девушки.
— Он улетает в Америку завтра, рейс на десять утра. Он ни с кем не говорит и только затапливает боль в пойле. Это не выход, ребят, не выход. Вы все ломаете.
Голос Агаты треснул, она на мгновение умолка. А затем всхлипнула. Ей тоже было больно, потому что мы по живому резали не просто отношения с Владом, мы резали дружбу, длившуюся целую жизнь. Она была наполнена своими радостями и печалями. Но это была целая замечательная жизнь, прокручивая которую, мне хотелось вопить от боли.
Выйдя на улицу под снегопад, я подняла лицо к небу и раскрыла губы, глотая снежинки. Совсем как тогда, в детстве. Все вокруг смешивалось в несвязную вязкую жижу.
— Детка, ты чего?! Заболеешь же, — голос Германа прервал все, на секунду вернул в реальность.
Когда крепкие объятия сомкнулись вокруг моей исхудавшей фигуры, я прижалась лицом к своему единственному другу и разрыдалась. Так горько, что можно было бы подумать, будто бы кто-то умер. Так оно и было. Умерла старая жизнь, а впереди была неизвестность и боль.
Я вспоминала взгляд, которым наградил Агапов, прижав к стене и крича на всю общагу. Я вспомнила взгляд подруги. Я вспомнила разговор с родителями.
— Солнышко мое, все будет хорошо, тшш, — широкая ладонь опустилась на мою голову, когда я сжала холодными ладошками пальто Германа и прикрыла опухшие от слез веки.
Будет.
*******
Наконец-то я прихожу в себя, первые дни без температуры кажутся для меня наградой, которую я слишком долго ждала. Приняв горячий душ, стою перед огромным зеркалом во весь мой рост и причесываю спутанные волосы. Здесь я нахожу все, что может только потребоваться девушке с моим типом волос. От это становится немного не по себе. Странно, что Влад помнит такие летали, как то, что аллергик и мне необходимо все гипоаллергенное.
Вероятно, это одна из его подружек забыла. Вот только все смотрится новым, и от этого становится ещё больше не по себе.
Мыслями я возвращаюсь ко всему, что сказал мне Агапов. Это ужасно, и верить мне в это не хочется, но все, что я увидела своими словами, лишь добивает меня в очередной раз. Мы больше не говорили об этом, Влад сказал, что, когда будет больше информации, он все расскажет. А я не лезу с расспросами, потому что даже не много боюсь получить на них ответы.
Да и нужны ли мне эти ответы? Впервые в жизни я, будучи той еще любопытной Варварой, не хочу никаких подробностей. Как все-таки жизнь переменчива.
Пальцы ног погружаются в мягкий ворс ковра, пока я бездумно расчесываю свою шевелюру, волосы лезут клочьями. Нервы. Недосып. Болезнь.
А когда-то именно мои волосы и становились объектом всеобщего внимания. Разумеется, пушистые, густые, блестящие.
Одни завидовали, другие просто тихо восхищались. А сейчас они лишь отдаленное напоминание того, что когда-то было. Рапунцель. Так меня называли мама с папой. Сердце щемит от простых детских воспоминаний, но я выплываю из пучины прошлого.
Выхожу из ванной и наталкиваюсь на расслабленного Влада, который облокотился о стенку, всматриваясь в мою укрытую одним полотенцем фигуру. Мурашки моментально скачут табуном по распаренной коже.
— Выйди, Агапов! — злобно кидаю, хоть и понимаю, что приказывать ему бесполезно. Мужчина ухмыляется, черты лица заостряются, а глаза становятся практически блестящими.
— Что я там не видел? В свое время рассмотрел и распробовал каждый сантиметр, так что нечего устраивать показательные выступления, вряд ли у тебя там что-то поменялось или выросло. Хотя можно проверить, чтобы уже удостовериться наверняка.
Просто кошмар! И это тоже типичное его поведение. Тяжело выдыхаю, наблюдая за тем, как мужчина без каких-либо мук совести продолжает меня лапать взглядом. Хочется подойти и дать пощечину, совсем как когда-то.
Я краснею с головы до пят, впиваясь пальцами в злополучное полотенце. Волосы каскадом ложатся за спину, когда я пытаюсь обойти Агапова, но он резко меня останавливает. Белая рубашка в миг становится мокрой от контакта с моим телом.
— Ты наглый и …— цежу, отталкивая от себя загребущие лапы.