Шрифт:
Глава 1
– Давай сегодня ты его обслужишь? – просит моя напарница Инна.
– Кого? – я выглядываю в зал.
– Третий столик.
Понимаю, почему она не хочет.
Мужчина за третьим столиком производит настораживающее впечатление. От него несет богатством и одновременно опасностью. Ему лет тридцать пять-сорок, у него модельная стрижка и пристальный, сильный взгляд. За столиком он не один – и собеседник его стоит.
Взгляд возвращается к первому.
Его я знаю, он приходит каждый день на
– А в чем дело? Пристает?
– Нет, просто… – Инна ежится. – Мороз от него по коже. Он каждый раз так смотрит, словно одежду вместе с кожей снимает. Чаевые тебе. Он всегда хорошо оставляет. К тому же у тебя кольцо... Меньше цепляться будет.
– Хорошо, – вздыхаю я, и выхожу из-за шторки в проеме.
По проходу между столиками иду к ним. «Амелия» – небольшое, но уютное кафе с ценником выше среднего. У нас отличный кофе, а блюда готовит шеф, перекупленный из крутого ресторана.
Посетители у нас не бедные. Но конкретно этот мужик похож не то на бандита, не то на адвоката.
Я останавливаюсь перед столиком и растягиваю губы в улыбке:
– Что будете заказывать? – узкий фартук плотно обхватывает меня под мышками, даже дышать трудно. Ручку наставляю на блокнот в дорогой коже.
Улыбка застывает на губах, когда взгляд Ярова скользит по мне. Неуловимо оценивающий, который бывает у крутых мужиков, и они каждую встреченную женщину оценивают, хороша она для его постели или нет.
Бабник.
Это видно.
Еще и при деньгах – костюм очень дорогой, парфюм с породистым запахом из сегмента люкс, а про «ягуар» на нашей парковке за панорамным окном вообще молчу. Мне на такую машину за жизнь не заработать. Даже с учетом щедрых чаевых.
– Стейк с кровью, овощи на гриле и «Манхеттен», – он опускает равнодушный взгляд.
Записываю, стараясь не показать досаду.
Его глаза все сказали. Такие мужчины девушками вроде меня не интересуются даже на один раз. У меня каштановые волосы до плеч, на носу выцветшие веснушки. Ни ботокса, ни приличных губ, сделанных у косметолога. Даже Инна – крашеная блондинка двадцати лет – намного лучше выглядит.
Ладно, в истории про Золушку я давно не верю. Нечего расстраиваться.
– А вам?
– Кофе и стейк, – буркает собеседник, злобно зыркнув на меня.
– Благодарю. Напитки подать первыми или в конце трапезы?
Она возвращаются к разговору, не заметив вопроса.
Ладно.
Я обслуживающий персонал, надо знать свое место. Возвращаюсь в служебные помещения и вырываю листок с заказом. Это для повара. Баристу прошу приготовить кофе и «Манхеттен».
Неожиданно меня ловит наша администратор.
– Зайди к директору, – велит она.
– А что случилось? – напрягаюсь я.
Просто так к нашему директору не вызывают. Я перебрала в голове все оплошности, какие могла совершить, и ни одной не нашла. Даже на минуту не опаздываю, одежда всегда чистая… Клиент пожаловался? Я улыбаюсь, как манекен все время, пока нахожусь в зале, и никогда не вступаю в конфликты! Дорожу работой в «Амелии».
– Сказал, сам объяснит.
Я направляюсь в глубину здания. Кабинет директора находится далеко от кухни и зала – ему, видите ли, не нравится запах еды. Но директору – мажору и баловню судьбы, нужно улыбаться и обхаживать не хуже клиентов. Иначе вылетишь.
Сюда меня устроили по знакомству: зарплата плюс щедрые чаевые были в два-три раза больше, а в сезон во все четыре-пять, чем моя учительская зарплата.
Деньги очень нужны.
После пяти выкидышей подряд я долго лечилась, не добилась ничего, а возраст уверенно подходил к двадцати семи, и я провалилась в глубокую депрессию. Детей, если честно, не могла видеть. Постоянно думала: а я вот не могу такого завести, мой первый ребенок уже бы пошел в первый класс, может, у меня никогда такого не будет. Я не испытаю этого: первое слово, объятия малыша, восторженный взгляд, первая погремушка, детский сад, школа… Знакомая, увидев, во что я превращаюсь, сказала: да уйди ты оттуда, отдохни год, поработай – заодно денег подкопишь в кафе, и через год попробуешь снова.
Вот я и стараюсь: работаю, отвлекаюсь от гнетущих мыслей о материнстве, и коплю деньги. Если меня выгонят – не только в деньгах потеряю, но и опять буду лежать на кровати, свернувшись калачиком, и смотреть в точку.
Жизнь – боль.
Стучу в директорскую дверь и открываю:
– Лев Анатольевич, можно? – несмотря на грозное имя, наш директор хлюпкий задохлик в модных облегающих джинсах и с гаджетами последних моделей.
В основном он думает о тусовках, девчонках, и в остальное время изображает из себя руководителя, фонтанируя неуместными и даже опасными для развития бизнеса, идеями. Настоящий управляющий – его отец, успешный бизнесмен, подаривший кафе сыну.
– О-о-о, – выдыхаю от удивления я, потому что в кабинете нет Льва Анатольевича.
Вместо него в кресле сидит незнакомый мужик с низким лбом, квадратными плечами и тяжелым взглядом.
– Входи, – он смотрит на бейджик. – Карина.
Растягивает имя, пробуя на вкус.
За его спиной стоят два амбала такого же вида. К нам пожаловали коллекторы? Бандиты? Что происходит? Может, администратора позвать?
Я застываю в проходе, но все-таки закрываю неуверенно дверь.
– А где Лев Анатольевич?
– Вышел по делам, – бросает тот неласково. – Или ты сомневаешься, что я по праву сижу в этом кресле?
– Нет, – подумав, отвечаю я.
Слишком нагло себя ведет. Не исключено, что в кресло его «посадил» настоящий хозяин – отец Льва. Вдруг это наша «крыша» или вроде того.
В кабинете повисает пауза.
Он перебирает пальцами, буравя меня взглядом. Рядом с рукой я замечаю стакан… «Манхеттен»! Понимаю это по цвету и оформлению. Так в баре готовят только его. Но через секунду понимаю, что есть отличия. Я столько их перевидала, что работу нашего бармена отличу на раз. Этот «Манхеттен» готовил не он.