Ты родишь мне после развода
Шрифт:
Это полностью лишает побег смысла.
Тем не менее, под предлогом заняться машиной, Яров выходит на крыльцо вслед за мной. Я неторопливо спускаюсь к реке. Утром еще прохладно, на траву выпала роса. Приятно пахнет хвоей. Ближе к реке начинается лиственный лес. Отсюда я уже слышу журчание и спускаюсь под уклон.
Наконец, деревья расступаются, и я вижу реку. Спокойную, не особо широкую. Зато нет следов пикников и мусора – до города далеко, плюс, возможно, это частная территория. В речке, уверена, есть рыба, а в лесу можно поискать грибы.
Я
Начинает щемить сердце от покоя вокруг. Природа напоминает жизнь в селе с бабушкой. Нахожу неподалеку поваленное дерево и сажусь, поджав ногу. Раньше я любила посидеть летом на природе, поглазеть на речку или поле. Как бы не измотали тревоги, а это всегда помогало. Ветер так умиротворенно шелестит листвой, что невзгоды уходят на второй план. Есть в природе что-то, что заставляет чувствовать вечность.
Я всегда мечтала о семье. Еще бабушка прожужжала этим уши: семья самое важное, найдешь хорошего мужа, родишь деток и проживешь жизнь счастливо, как у Христа за пазухой.
Прости, бабушка.
Деток не родила. Мужа нашла плохого.
В нем не было ничего из тех качеств, что хвалила бабушка. Ни крепкой хватки, ни умения, ни мужской смелости. Не смогла я этого разглядеть.
Или мы со временем устали друг от друга.
Его сломили неудачи, мне тоже досталось. Отдалились друг от друга. Как бы я хотела сейчас с ней увидеться и поговорить на женские темы. Больше никогда этого не будет…
Мама жива, я могу пойти к ней, хотя с ней и не сложилось близких отношений, только не пойду ведь. Мы почти чужие. И я могу навести на нее бандитов. Какими бы между нами ни были отношения, так я поступить не могу. У нее уже новая малышка – новая дочка. Судя по соцсетям, зацелованная и любимая. А не я – ошибка молодости.
По-настоящему близки мы были с бабушкой. Она заменила мне маму. Вспоминать наши посиделки с ней, или совместное выковыривание косточек из вишен на варенье, прогулки в лесу и сбор грибов – приятно, и вместе с тем грустно тем, что больше никогда не повторится. И пусть многое впереди другого. Но этого уже не будет…
Раздается шорох, я оглядываюсь. Яров стоит позади, так же – полуголый. Скорее всего, не хочет марать на природе последний нормальный комплект одежды и ходит, как дикарь.
– Я решил, ты сбежала. Тебя долго не было.
– Нет, просто на речку решила посмотреть. Люблю природу.
– Можно?
Яров присаживается рядом, тоже смотрит на гладь воды.
– Никогда не понимал, что люди в этом находят. Я целиком городской житель.
– А я в детстве в селе жила, – зачем-то говорю я, пощипывая высокую травинку. – Это бабушка меня приучила. После того, как грибы или ягоды соберем, всегда так сидели, отдыхали. Просто молчали и смотрели на речку или лес…
– Скучаешь по бабушке? – неожиданно серьезно спрашивает он.
Печаль утраты трудно скрыть. Но я уже не маленькая и мы почти незнакомы для таких разговоров. Я закрываюсь.
– В чаще растет земляника, – на прощание говорит. – Только не заходи далеко. Если что, кричи.
– Кричать – если волк появится?
– Если заблудишься. И если медведя встретишь, тоже кричи.
– И чем ты мне поможешь от медведя? – интересуюсь я, вспомнив слова, что он полностью «городской».
– Пожалуй, ты удивишься, – усмехается он.
Вряд ли я встречу медведя, но и чистым бахвальством слова Ярова не могу назвать. В нем есть странная уверенность в себе. Я бреду в указанном направлении, глядя под ноги, и скоро натыкаюсь на заросли земляники. Почти все ягоды зеленые, но попадаются несколько красных. Я проверяю каждый кустик, собирая спелые ягоды в ладонь. Затем возвращаюсь к дому, мою свою «добычу» и неторопливо ем их, сидя на крыльце. Земляника сладкая и пахнет лесом. Я глазею, как Яров копается под капотом «ягуара». Мускулистая спина блестят на солнце от пота. И что я, спрашивается, на него пялюсь? Он оборачивается, ловит мой взгляд. Лицо серьезное, глаза, как у волка, внимательные и пронзительные. Я смущаюсь и краснею, щеки становятся пунцовыми, как ягода, которую я держу у губ.
– С маслом порядок, – зачем-то сообщает он, захлопывает капот и вытирает руки полотенцем.
Я догадываюсь, что он полез в машину по той же причине, по какой я собирала ягоды – от скуки.
До вечера мы остаемся в доме. Около шести он начинает тщательно одеваться и приводить свой дикарский вид в порядок.
– Мы возвращаемся?
– Да. Зайдем в одно место. В один закрытый клуб. Может быть, кого-то там узнаешь.
Закрытый клуб?
– Мне нечего надеть. Я же не могу пойти в этом.
Он окидывает взглядом мой наряд: грязная футболка, джинсы.
– У меня нет женской одежды.
Ну, хотя бы барышень он сюда не приводил на постоянной основе.
– Заедем куда-нибудь в городе, – бросает он.
Яров гасит свет, перекрывает газ. Я выхожу на крыльцо. Есть возможность сбежать, но глупо это делать, раз уж мы едем в город. Там таких возможностей будет больше. К тому же, я уже не так уверена, что должна сбежать. Мы вроде как договорились. Если Яров решит эту проблему – я ему помогу и потом вернусь домой.
Он выходит на крыльцо вслед за мной сразу же.
Прогревает «ягуар», пока я дышу свежим воздухом. Хорошо, к реке успела сходить.
– Мы сюда еще вернемся?
– Возможно.
Я сажусь в машину, после жизни на природе контраст разительный. Это снова напоминает мне, что мы с Яровым из разных миров и даже страшно представить, насколько. Он садится за руль, и машина плавно поворачивает к дороге. Дом, который стал нам приютом, остается позади в темноте.
Скоро мы въезжаем в пригород. При виде огней на обочине, многоэтажек со светящимися окнами и редких магазинов мне становится радостно. Подумать только, всего сутки за городом, и я уже готова целовать родной асфальт.