Ты родишь мне ребенка
Шрифт:
— Думаю, он пожалел меня – я совсем не умею заводить компании.
Он смеется чистым колокольчиком. Покачивает указательным пальцем.
— Женщина умеет все, — говорит он. — Просто она еще не знает своих сил.
Я вздыхаю.
— Или… — тут он отворачивается, ведя меня дальше по коридору, включая свет чтобы осветить анфиладу, состоящую из картин, как в галерее. — Просто еще не нашелся тот мужчина, который смог бы ее направить.
Посмеиваюсь над его деланно – отстранённым тоном.
— Я, вообще-то, замужем.
— Это не проблема. Проблема, если женщина не любима и не любит.
Я совсем теряюсь от этой странной современной восточной мудрости. И потому делаю вид, что увлечена одной из картин, которая находится ближе. Мужчина тут же понимает мой прием, расценивает его верно, и тут же принимается рассказывать тоном завзятого экскурсовода о том, кто автор этого шедевра и что он таит в себе.
Вдруг на телефон Юлдаша приходит сообщение, он раскланивается в извинениях, просит дождаться, и не скучать. Я согласно киваю, но только оставшись одна, понимаю, что должна выйти к людям. Это немного странно – находиться одной в самом сердце дома жутковатого хозяина. И пусть я здесь гостья, меня развлекают так, как могут, в меру своих сил и моей пугливости, но все же, это не дело.
И потому я бреду вперед, и вдруг вижу, как впереди мелькает мужской силуэт.
Кажется, это Игорь. Я обрадованно семеню туда, в коридор, по которому он только что стремительно пробежал. Он или пошел на поиски мужской комнаты или направился на поиски меня. Хотя, честно говоря, второй вариант не такой подходящий, но все же…
В коридоре пусто. Только светлые стены, бра, освещающие путь, и несколько закрытых дверей. Но я же не буду заходить в каждую? Стою и в нерешительности тереблю рукав длинного платья. Снова чувствую, как начинает чесаться щека и обожженная шея, как всегда во время волнения.
— Да! — вдруг слышу в глубине коридора и решительно иду туда. Голос слышно глуховато, но тем не менее. Иду так, чтобы не было слышно цоканье каблуков. Не знаю, откуда такие фантазии, но почему-то мне не хочется будить тех демонов, что таятся в каждом квадратном сантиметре этого огромного дома, принадлежащего экспрессивному хозяину.
Я замираю перед приоткрытой дверью, поднимаю руку, чтобы ухватиться за ручку двери.
— Нет, — слышу резкое. Это мне? — Я сказал тебе: проблему нужно решать кардинально. — Выдыхаю и понимаю, что показалось – отрицание было направлено на не меня. Но при этом и съеживаюсь, когда до меня доходит, что я стала невольной свидетельницей телефонного разговора Камала – теперь его голос я ни с чьим больше не перепутаю.
— Его нужно убрать с дороги, — он снова затягивается сигаретой и выдыхает дым чуть громче, чем обычно. — Но сначала…Сначала найди то, что ему дорого и уничтожь.
Он молчит, недолго слушает чьи-то слова.
— Мне все равно. Он решил меня обмануть, так пусть отвечает за это. Но сначала пусть поймет, почему он платит такую цену. А для этого нужно лишить его того, что для него как глоток воды. Как солнце. Что это – дочь? Жена? Любовница? Мать? Мне не важно. Он слишком зарвался.
Он снова выдыхает дым, и я будто бы вижу, как он поднимает голову кверху, к потолку, от чего приходит в движение кадык. И эта картинка в моей голове вдруг становится такой явной, мужественной, реальной, что
— Сними все на видео и покажи ему, перед тем, как все закончится для него. Хочу, чтобы он видел, знал, умылся слезами. Но ничего не смог изменить. Пусть все закончится для него на такой ноте. И остальные знали, что с Камалом нельзя играть.
От услышанного у меня округляются глаза, и я медленно пячусь назад.
Но…
Как всегда, в лучших традициях самого паршивого фильма, или по закону Мерфи запинаюсь о подол своего нарядного и крайне длинного платья.
Черт.
Падаю прямо на свою пятую точку.
Довольно болезненное ощущение, неприятное. Но самое неприятное и страшное – что при этом я произвожу столько шума, что можно поднять мертвого. Воистину слон в посудной лавке…
Может, у меня есть время уползти? Вскочить, не сломав и не подвернув ноги? Но нет, кажется, нет. Мне не везет. Я вижу, как отворяется дверь и из комнаты выходит Камал.
Он тушит сигарету о пепельницу, медленно ставит ее в сторону возле небольшой вазы, делает несколько шагов ко мне. Смотрю испуганно на него и в моей голове быстро вертятся шестеренки: я обдумываю, как бы лучше соврать, что ничего не слышала, ни одной реплики его страшного телефонного разговора.
Он протягивает мне свою ладонь, и мне не остается ничего другого, как принять его помощь. И только наши пальцы соприкасаются, мне кажется, что меня бьет током – такое мощное, странное ощущение, переворачивающее все тело и мозг. Первой моей реакцией становится одернуть руку, но Камал мне не дает этого сделать, резко тянет на себя, я буквально взлетаю и снова повторяется момент нашего знакомства: я стою и пялюсь в вырез его рубашки.
От него пахнет дымом сигарет, но прямо сейчас, в полутемном коридоре, освещенном несколькими бра по углам, в опасной близости к малознакомому мужчине, почему-то меня не пугает этот аромат. Не пугает и более того – начинает нравиться.
— Пойдем, Оксана. — Говорит он тихо, прямо в ухо, и по моей спине и рукам бегут мурашки от его проникновенного, пронизывающего голоса. — Я покажу кое-что, тебе
Глава 5
— Я уже все видела в вашем доме, спасибо, — стараюсь удержаться в рамках приличия, несмотря на то, что этот человек все время разрушает личные границы. И мне все еще страшно – что он может со мной сделать после того, как я услышала его разговор? А в том, что он догадался, кто стал свидетелем его беседы, я не сомневаюсь – тут нужно быть круглым дураком, каким Камал точно не является.
Однако он по-хозяйски берет меня за руку и тянет за собой. Его ладонь немного шершавая, теплая и сухая. Пальцы длинные, красивые, и хватка у него очень уверенная. При этом он идет так медленно, что мне становится понятно: он подстраивается под мою походку. Семенить за мужчиной, облаченной в длинное платье и на высоких каблуках не очень приятное занятие, особенно если идти-то и не хочется и сердце подсказывает вырваться и бежать в другом направлении, противоположном Камалу.
Но это невозможно. Он не злится, он совершенно спокоен, как гепард перед прыжком.