Ты следующий
Шрифт:
Под конец мы оказались в Докторском сквере. Сидели или лежали в беседке рядом с тем деревянным домиком, в котором, говорят, умирал Вутимский. Аллеи были безлюдны. Только души добрых деревьев дышали над нами. Теплый ветер закутал нас в свой плащ и сделал невидимыми.
Все остальное — любовь…
Дождь превратился в снег. Я смотрел в окно и видел, как Коста Павлов идет от трамвайной остановки «Павлово» по улице Пушкина с мешком на спине. Я подумал, что он несет картошку. «Голодной курице просо снится». Но из мешка возникла гигантская старомодная пишущая машинка. Я уже и забыл о нашем заговоре, целью которого был совместный выпуск первых
Коста объяснил мне, что его двоюродный брат — клептоман. (Я, конечно же, был с ним знаком — тихий, симпатичный юноша.) Так вот, этот красавец, узнав о нашей драматической ситуации, так проникся ею, что решил нам помочь и выкрал две машинки из Судебной палаты.
Машинка — одна из тех, за которыми составители прошений и исков работают в коридорах Фемиды, — стояла сейчас передо мной, как динозавр, и ждала, когда я открою рот, готовая заклацать своими свинцовыми зубами и напечатать мое заявление на бессмертие.
Я задрожал от ужаса:
— Да вы сумасшедшие! Нас ведь сразу арестуют!
Впрочем, Коста чувствовал себя не лучше и потому не рассердился на меня за малодушие.
Пишущие машинки мы вернули столь же мистическим образом…
А брат Андрея Германова, милосердный Георгий, отдал нам свою, чтобы снять этот грех с нашей души.
В конце 1956 года Союз писателей внезапно организовал курс для молодых литературных творцов. Тогда уже существовал Кабинет молодого литработника, а теперь добавился еще и курс. Придумать эти смехотворные названия было куда сложнее, чем сочинить стихотворение. Однако никто не смеялся.
Я помню, как Любен Дилов — куратор молодежи (большой босс) — вызвал меня на разговор в Союз писателей.
— Слушай, ты что, лекции прогуливаешь? А справки для освобождения тебе нужны?
— Нужны, еще как нужны!
— Тогда становись членом Кабинета.
Неудивительно, что они выбрали такой неблагоприятный момент для создания нашего «курса». Подобное же всесоюзное совещание молодых писателей как раз проводилось в Союзе. В Москве шел дождь. В Софии надо было открывать зонтики. А в Будапеште сверкали молнии.
Милейшие мировые лагеря, обсуждая мирное совместное существование, обменялись смертоносными ударами. Англия и Франция с ощутимым позором проиграли войну за Суэцкий канал. Но времени на злорадство не было, потому что вспыхнули события в Венгрии.
23 октября, спустя всего лишь две недели после реабилитации и похорон Ласло Райка [34] , в Будапеште начались студенческие демонстрации. На волне протестов Имре Надь [35] стал премьер-министром. Прошло еще два дня, и воскресший Янош Кадар сменил Герё на партийной вершине, походившей уже на кратер вулкана.
34
Ласло Райк (1909–1949) — венгерский коммунист, в годы диктатуры Матьяша Ракоши — министр внутренних дел; арестован по ложному обвинению и казнен; посмертно реабилитирован в 1955 г. Перезахоронение останков Л. Райка 6 октября 1956 г., на котором присутствовали около 100 000 человек, стало предвестием восстания против просоветского режима в Венгрии в октябре-ноябре 1956 г.
35
Имре
1 ноября по рекомендации посла Юрия Андропова Советская армия вошла в Пусту. В ответ на это Имре Надь сообщил, что Венгрия выходит из Варшавского договора. Присутствие братских войск на чужой территории автоматически превращалось в агрессию. 3 ноября генерал Серов (наследник Берии в КГБ) вызвал на переговоры министра обороны Венгрии Пала Малетера и арестовал его во время дружеского банкета. На следующий день (4 ноября) на рассвете советские войска атаковали Будапешт. И Имре Надь попросил убежища в югославском посольстве.
До этого момента мировая пресса публиковала фотографии повешенных на уличных фонарях коммунистов. Газеты описывали, как болгаркой распилили колоссальную статую Сталина…
Но бронзовые сапоги остались стоять на пьедестале в качестве позорного напоминания. Какая ошибка! Сапоги зашагали сами. Все было сосредоточено в них. И они топтали и топтали, желая отомстить.
Западные газеты принялись трубить о том, как советские танки давили детей и женщин, а венгерская контрреволюция героически отступала.
21 ноября Имре Надь получил от советского правительства официальное обещание, что его оставят в живых, покинул югославское посольство и был тут же арестован.
Прошло всего девять месяцев с момента проведения XX съезда КПСС. И что же явилось результатом этой беременности? Хрущев показал свое настоящее лицо. Тито тоже. Сталинисты воспряли по всему миру. Страх реставрации заставил вертеться все флюгеры.
Мне вспоминается некий вздох того времени: Ну зачем венгры поторопились? Они что, не видели, что случилось в Берлине? Не знали о событиях в Польше? Если бы все действовали разом, разве двинулись бы танки?..
Задавалось и много других тягостных вопросов: почему Сталин не послал танки в Югославию? И Хрущев тоже?.. Почему Тито не поддержал Венгрию? Почему Запад так слабо и трусливо отреагировал на борьбу за демократию в Восточной Европе? Неужели все было предрешено и заранее лишено смысла?..
В такой вот напряженной атмосфере и был создан наш курс. То, что говорилось нам о сущности литературы, казалось незначительным, устаревшим и неинтересным. Главным были личные контакты. В соответствии с программой курса каждый из его молодых участников должен был найти «признанного» писателя, который бы прочитал и оценил его творения. Эта старая развращающая технология походила на «право первой ночи» или на брак по расчету между «старыми» и «молодыми», между традицией и новаторством.
Когда я предложил в качестве рецензента моих стихов кандидатуру главного секретаря Союза писателей Христо Радевского, кураторы только рассмеялись:
— Самомнения тебе не занимать, но по наивности ты превосходишь даже инфузорию. Твой любимый Христо Радевский был одним из главных приверженцев культа. Душеприказчиком Червенкова! Даже называл того Хозяином. И сейчас пришла его пора платить по счетам.
Мне было отлично известно, что Радевский в опале. Именно поэтому мне и хотелось уговорить его. Сейчас мне неохота рассуждать об этой черте моего характера. Я даже не знаю, как ее назвать.