Ты снова станешь моей

Стужева Инна

– Возможно, я не смогу больше ходить, - говорит Демьян настолько безразличным и будничным тоном, что мне сейчас же становится его жаль.

Потому что за этим напускным безразличием я, конечно же, улавливаю отчаяние.

– Возможно, - соглашаюсь я, прекрасно понимая, что жалость его просто убьет, - но у людей бывают и более страшные диагнозы. В конце концов, ты всего лишь не сможешь танцевать, а ты итак этого не любишь, а дела предпочитаешь решать, сидя в своем кресле, либо лежа в шезлонге в какой-нибудь жаркой стране.

Что еще. Передвигаешься ты чаще всего на своем авто. В качалку ты по-прежнему сможешь ходить или ездить, и все твои знакомые и родственники останутся при тебе, также, как и деньги. Переоборудуешь немного дом. Наймешь себе симпатичную помощницу, водителя, и будешь жить вполне припевая.

– Какие радужные перспективы ты разрисовываешь. Походу, ты не понимаешь всей серьезности.

– Хмм, давай раскрутим другой вариант. Ты замыкаешься в себе, рвешь отношения с родственниками, запираешься в своем особняке, точно в склепе, и целыми днями занимаешься тем, что посыпаешь голову пеплом и жалеешь. С утра до вечера жалеешь себя, Демьян. Через полгода-год, а то и раньше, ты просто-напросто слетишь с катушек или сопьешься, а там и до суицидальных наклонностей недалеко.

Демьян молчит, а я смотрю на время и понимаю, что с минуты на минуту медсестра привезет нам обед.

– Ну что, твое самое любимое, - объявляю я, едва девушка вкатывает в палату тележку, и усмехаюсь тому, как лицо Демьяна перекашивает.

– Радуешься, - цедит он недовольно.

– Как всегда в моменты, когда ты злишься, - пожимаю я плечами.

Подхожу к постели и сажусь.

…

Перед уходом Демьян зачем-то расспрашивает меня об охраннике. Чем тот занимается в течение дня, и как я к нему отношусь.

– Я не слежу за его распорядком, Демьян, - отвечаю я, пристально глядя на него.

Неужели ревнует?

Мне кажется, ему хочется больше подробностей, но я не собираюсь уверять его с пеной у рта, что между мной и Михаилом ничего нет и быть не может.

Увожу разговор на Гордея, к которому тоже заезжала, и передаю Демьяну полный отчет.

Не упоминаю лишь о том, что его брат что-то заподозрил, слишком уж напряженным казался, когда речь зашла о Демьяне. А еще о том, что Гордея накрыла сильная, и очень пугающая меня депрессия.

Аринка сидит в турецком отеле, и тоже, буквально сама не своя. Я словно между двух огней, и постаралась бы помочь, если бы не сомневалась, что могу сделать только хуже.

...

– Ты придешь ко мне завтра? – спрашивает Демьян, когда я поднимаюсь с места со словами, что мне пора уходить.

Вспоминаю, сколько унижений перенесла по его вине. Я чувствую, мой отрицательный ответ его расстроит.

Можно бы отыграться.

Но сейчас не та ситуация, когда, по моему мнению, стоит демонстрировать свой характер.

– Приду, если обещаешь съесть в два раза больше, чем сейчас, - вздыхая, произношу я.

– Завтра тебе не придется

меня кормить, - обещает мне Демьян, и я неопределенно веду плечом.

– Если так, то я обязательно загляну, - говорю я, и покидаю палату с тяжелым сердцем.

Потому что...врач не строил таких скорых прогнозов.

И я...хотела бы побыть с ним еще немного.

Планирую завтра приехать вместе с Игорьком, и тогда я смогу остаться с Демьяном на подольше, но не знаю, захочет ли он видеть рядом с собой ребенка, к которому, как он считает, он не имеет никакого отношения.

Результат теста снова оказался поддельным, и на руках у меня нет никаких козырей.

…

И тем не менее, я рискую, и без предупреждения появляюсь в палате Демьяна с сыном на руках. В то время, когда я знаю, никого из родственников не будет, чтобы ни у кого раньше времени не возникло лишних вопросов.

И наблюдаю странную реакцию на наше появление.

Демьян весь замирает, и просто-таки впивается взглядом в малыша.

– Демьян, с тобой все хорошо? – обеспокоенно спрашиваю я.

– Д…да.

Сбиваться и путаться в словах совсем не свойственно ему, и я понимаю, что, наверное, совершила ошибку.

– Извини, у Валентины Сергеевны сегодня выходной, - зачем-то, впрочем, не очень умело привираю я. – Если тебе неприятно, что я с сыном, мы не пробудем здесь дольше необходимого.

– Я…

И он снова стопорится в ответе.

– Черт, Ви, я рад…Ты…не могли бы вы подойти ближе?

Мы с Игорьком подходим, и даже присаживаемся на кровать.

– Я не могу взять его на руки, - говорит Демьян, и я чувствую отчаяние, сквозящее в его голосе.

Я удивлена, что он этого хочет.

– Вчера на ночь смотрела один фильм, - говорю я, - и там герою оставалось жить от полугода до года. Он это знал, и знала его девушка. Об этом знали буквально все вокруг. Это было настолько тяжело…Ты…поправишься, и даже если не получится…полностью восстановиться, сможешь делать абсолютно все, что захочешь.

– Я поднимусь, - уверяет Демьян, и в его голосе мне слышится решимость. – Не сомневайся. Я не собираюсь валяться здесь дольше необходимого, потому что у меня очень много дел.

Он говорит это, не сводя глаз с Игорька, но я не знаю, что за дела он имеет в виду. Возможно, вспомнил вдруг о каких-то сделках по бизнесу.

– Я рада, - киваю я, а Демьян вдруг поднимает руку, и осторожно дотрагивается до ручки нашего малыша.

Игорек хватает его за палец, и начинает активно гулить.

– Круто, - выдыхает Демьян, - как же это круто, ты даже не представляешь.

– Да? – спрашиваю я, замерев.

Я снова его не понимаю.

– Да.

Мне кажется, он еще что-то хочет мне сказать, но в последний момент осекается.

А потом приходит медсестра поставить капельницу, и мы с сыночком вынуждены переместиться обратно к окну.