Ты снова станешь моей
Шрифт:
Но едва выхожу в коридор, как вспоминаю, куда я, бля, попал и сразу же хочется раздолбить стену от злости.
Не отказываю себе в этой малости и со всей дури ударяю куда приходится кулак. Тут же слышится грохот каких-то кастрюль, как будто с той стороны стены навешана посуда, и она, бля, вся сейчас дружно посыпалась на пол.
Минутная пауза.
И снова в коридоре что-то грохочет, а через секунду передо мной предстает коварная бабка собственной персоной с огромным дуршлагом в руках.
–
– Ага, – отвечаю и с подозрением кошусь на бабку. Вроде вот божий одуванчик, а на самом деле…
После вчерашнего что-то нет у меня к ней доверия.
– Ну, с добрым утречком, – продолжает издеваться бабка. – А дрова-то того…
– Что того? – не сразу понимаю я, куда она клонит.
– Ждут, – выдвигает бабка весомо.
А еще говорят, что после шестидесяти начинает развиваться склероз.
– Еще подождут, – бормочу, отмахиваясь, и, наконец, вываливаюсь за дверь.
И тут же, бля, снова накрывает от осознания, что тут к чему.
Глаза б мои не видели эти гребаные удобства во дворе, но че поделать. Вздыхаю и возвращаюсь обратно в дом, чтобы нагреть себе ведро.
…
Коляска, что стояла у них во дворе, сейчас отсутствует, из чего заключаю, что Ви укатила с ребенком на прогулку.
Про режим походу не зря мне вещала, хоть я и не слушал особо, все больше пялился, как долбаный дебил, на ее упругую налитую троечку.
Кормящая, блин, мать.
Ребенок… ребенок… ребенок.
От меня… Возможно, что от меня…
Снова зависаю на этом, но не даю себе долго раздумывать, потому что свихнуться и не выплыть, итак еле переварил.
Выхожу за калитку и тупо шагаю в первом попавшемся направлении. Похрен, я уверен, что встречу. Потому что, как она там задвинула как-то, если есть связь, по любому, хочешь не хочешь, пересечешься.
А я, определенно, хочу. И связь эту гребаную каким-то шестым чувством, всем нутром осязаю.
Когда впереди вижу коляску и знакомый уже мешковатый плащ, останавливаюсь и жду, когда они подойдут ближе.
Едва Ви меня замечает, как замирает на секунду, но потом вскидывает голову и продолжает приближаться ко мне.
Дежавю.
Только сейчас я не в таком плачевном виде, и явно готов дать Занозе отпор. А если проще, посажу в машину и повезу их на тест.
Пусть сейчас не десять утра, но итоговый план остается, естественно, прежним.
…
– Какая пунктуальность, – усмехается Ви, едва я только хочу открыть рот, чтобы задвинуть ей про наши планы.
Да, бля, как обычно, палец в рот не клади, и меня это пиздец как прошибает.
– Проспал? – интересуется с невинным видом, пока я тупо справляюсь с накрывшей и пробирающей теперь долбаной похотью.
– Ты в жопе сейчас, еще находятся силы на подколы? – выдвигаю, неосознанно пытаясь найти в ее глазах хотя бы крупицу ответного желания ко мне. – Давай, в машину садись и погнали.
– Ты, кажется, говорил к десяти. А сейчас уже….
Заноза выгибает брови и достает из кармана телефон.
– Я знаю, сколько сейчас времени, не трудись.
Телефон возвращается в карман.
– Ну, так ты все пропустил, – рубит уверенно. – Так что, не вернуться ли тебе в город?
И собирается снова пройти мимо меня.
Серьезно?
– Доиграешься ведь, – предупреждаю, уже закипая, так как не любитель толочь воду в ступе.
Мне необходимо, чтобы каждый разговор заканчивался выгодным для меня результатом, а не вот этим вот всем уже второй день подряд.
Шагаю к ней и накрываю ее пальцы, вцепившиеся в ручку коляски, своими.
Замирает струной, а меня, блядь, опять прошибает так, что практически перестаю соображать.
И как я мог столько месяцев обходиться без прикосновений, довольствуясь лишь просмотрами ее редких постов в соцсети.
– Ты…, – выдыхает.
С удовольствием отмечаю, что ее голос начинает дрожать.
– Ты… предъявляешь права на ребенка, но при этом тебе даже в голову не приходит заглянуть в коляску. Отцовские чувства? Нам обоим сейчас станет смешно от этого предположения.
– Мне надо убедиться, что ребенок мой, тогда все по полной получишь.
Хриплю и непроизвольно утыкаюсь носом в ее волосы.
Скручивает, пиздец, как. Словно наизнанку выворачивает от ее чуть сладковатого охренительно вкусного запаха, что забивается в ноздри и достает до самого нутра.
– Он не твой.
Не верю. Не хочу верить.
– Но если, блядь, от Макса, – вырывается приглушенно, и от своих же слов начинает мутить, – почему ты его оставила?
Мне вдруг становится крайне важным прояснить этот вопрос.
А еще, охренеть, как нестерпимо хочу ее целовать.
Наклоняюсь и быстро прижимаюсь губами к ее манящим непокорным губам.
И тут же нехило и с размаху получаю по роже.
– Ты ненормальный совсем, – восклицает, словно приходя в себя и сама не до конца понимая, что сейчас произошло.
Дергается, пытается меня оттолкнуть.
Не позволяю.
Я и сам не до конца понимаю и стою сейчас, пошатываясь, словно пьяный.
Ребенок начинает хныкать в коляске и мне, сцепив зубы, и еле сдерживаясь, чтобы не надавить, приходится временно отступить.
– От Макса он. От Макса. А ты уезжай, откуда приехал, – талдычит, словно заведенная и начинает катить коляску вперед.