Ты студент, Гарри
Шрифт:
— Нет конечно, — усмехнулся молодой некромант. — Всё гораздо более прозачино. Одна благородная особа заявила, что готова участвовать во всех моих школьных проделках и ублажать меня всеми доступными способами.
Заметив, как полезли на лоб брови старичка, Гарри продолжил:
— Размер груди у особы... выдающийся, но не вульгарный. Подтянутая, и судя по той марки лифчиков, что она использует — стремящийся. Знаете, когда сосок слегка вверх смотрит. Бедра в меру, прекрасная талия и дополняет это всё очень симпатичное личико с
Старичок кашлянул и покосился на Васильева, который беспечно пожал плечами.
— То есть вы настолько возжелали девушку, что решили пойти на поводу её уловки и добиться секса, попутно перевернув весь медицинский мир? Неужели для вас эта особа... настолько значимая?
— Я некромант, — пожал плечами Гарри. — Шестнадцатилетний некромант, детей от которого мечтает каждый род в империи. Но каждый ребёнок, если он родится одаренным, будет отнимать частичку моего дара. И чем сильнее он будет, тем больше он будет отнимать. Я шестнадцатилетний девственник, которого соблазняют всеми возможными способами и непонятно как до сих пор не изнасилованный. Могу я, скромное орудие тайных служб нашей империи, получить хотя бы минет? Без женитьбы, детей, риска похищения семени и прочей несусветной глупости?
Лев Дементьевич покосился на Васильева.
— Семя некроманта и всплеск силы при эякуляции обычным людям может стоить жизни, — пожал плечами следователь.
— Воистину, великие открытия делают либо гении, которые знают как, либо идиоты, понятия не имеющие, что это невозможно, — пробормотал глава отдела по биологическому оружию и покосился на парня. — Лекарство от рака за минет? Серьёзно?
— Да, — уверенно кивнул Гарри, потянулся, вытянув руки и хрустнув пальцами, после чего спросил: — Когда начнём?
Говорил ли я откровенно?
Да.
И не надо так морщиться.
Давайте, на секунду уберём эти возмущенные возгласы про мир во всём мире и магию для людей и посмотрим на личность пристальнее. На те самые уголки, в которых скрываются очевидные, но малоприятные вещи.
Когда мы делаем что-то хорошее, делать это просто так умеют... единицы. И у тех не всегда получается. Зачастую вся благотворительность или доброе дело заключается в том, что люди ждут благодарности. Хотят получить социальное одобрение или... к моему сожалению, какую-то выгоду.
Я согласен, что так происходит не всегда, но по-серьёзному добро делается анонимно и с четким пониманием, что ничего взамен не будет и лучше, чтобы не было.
Как понять, что ты ищешь социального одобрения или у тебя какая-то выгода?
Понятия не имею. Каждый сам это определяет и по своему борется.
Я бороться не стал.
Выбрал другой путь.
Хотел ли я создать подобное лекарство и увековечить свое имя?
Да.
Хотел ли я получить от этого неописуемую прибыль?
Было бы неплохо.
Хотел бы я укрепить
Как вариант.
Но тут есть парочка нюансов.
Первый — лаборатория под Романовыми и по факту я на территории чужого рода. Все, что здесь будет разработано автоматически переходит под контроль Романовых.
Второе — славу за разработку, еще по традиции моего прошлого мира, получает не человек, разработавший метод или лекарство, а главный ученый в заведении, где оно было разработано. Не без исключений, но они обычно подтверждали правило.
Ну, и третье — я не зря заговорил про благотворительность. Я делал и не ждал, что общество возложит лавры к моим ногам и будет восхищаться. Я выбрал путь и выделил для себя свою цель.
Можете называть меня озабоченным придурком, можете называть инфантильным подростком.
Я не обижусь.
Просто мне работать над целью, мечтая о упругой груди Демидовой, ее личике и полноправном владении девушкой, кажется намного более правильным, чем биться за власть, признание и уважение.
Спасенные жизни?
Пф-ф-ф. Я тогда был шестнадцатилетним подростком. Какое мне было дело до тихо угасающих взрослых, стариков и детей?
Никакого не было дела.
Совсем.
По крайней мере мне очень нужно было так думать.
*звук тяжелого вздоха*
Ладно.
Допустим было.
Я признаю, было. Было, есть и будет.
Если бы вы знали, сколько людей сжирает эта дрянь каждый день, то...
Как бы там ни было, я старательно крутил в голове слова Демидовой и старался не думать, сколько там лабораторий бьются над этой задачей. Представлял у себя в руке грудь Дарьи и в мечтах уже представлял как ее голова склонится над моим расстегнутыми штанами.
Думал о чем угодно, но только не о той заднице, в которую ввязался.
Как бы парадоксально это не звучало, но так было легче.
Даже когда трактат открыл проклятие бесплодия.
Да.
Особенно, когда он это сделал.
Знаете, я до сих пор уверен, что трактат «Смертью отмеченных» не имел четкого плана что и когда мне давать.
У меня есть серьезные подозрения, что эта зараза глазастая знала. Знала все и давала только то, что нужно и только тогда, когда нужно.
Я тогда в очередной раз пообещал сжечь эту чертову родовую реликвию.
— Слушаю, — хмуро буркнул Гарри, разглядывая обычную серую крысу, накрытую аквариумом, на кухонном столе и держа телефон у уха.
— Гарри? С тобой все впорядке? — раздался голос Бориса в трубке.
— Все хорошо, — ответил парень, задумчиво осматривая рисунок вокруг круглого аквариума.
— Ты уже вторую неделю в школе толком не появляешься. Только на контрольных. Мы с Катей волнуемся.
— Все хорошо, — ответил парень и взяв тряпочку, аккуратно поправил один из символов.