Ты только живи
Шрифт:
Во втором письме он сообщил, что попытается раздобыть при помощи Софии металлоискатель — не бог весть какой прибор, сейчас многие строительные организации имеют их для обнаружения подземных коммуникаций — и на днях поедет на Самотраки. Посмотрит на месте, что и как. И… исчез. Мы договаривались, что он будет писать хотя бы раз в неделю. Но после второго письма не пришло ничего.
Я хотел спросить, не с Софией ли он планировал отправиться на Самотраки, — но почему-то не стал.
— Я подождала неделю, потом дважды написала по адресу Софии. Ответа не получила. Прошла еще неделя, и еще одна. Тогда я поняла: что-то случилось. Если человек пропал, обращаются
— Почему в Болгарии?
— Потому что белорусского посольства в Греции нет, а посольство в Болгарии выполняет по совместительству свои функции и в Греции. Так вот, они связались с греческим МИДом. Там пообещали, что наведут справки у полиции номархии Эврос.
— Что такое номархия?
— Ну, вроде нашей области, административная единица, — нетерпеливо пояснила Инна. — Александруполис находится в номархии Эврос. Вообще-то Эврос — это большая река на востоке Греции. По ней проходит граница с Турцией.
— Ясно.
— Да… опять ожидание. Как оно мне давалось, одному Богу известно. Без снотворного я уже не засыпала, да и сейчас… Ну вот, перезвонила через неделю. Оказалось, тот сотрудник из посольства, что разговаривал со мной, ушел в отпуск, а насчет того, звонили ли ему из греческого МИДа или нет, никто не был в курсе. Пришлось все объяснять другому человеку. Тот вроде как успокоил меня: мол, если бы что случилось, греческие власти немедленно сообщили бы. Сказал перезвонить еще через неделю. У меня немного отлегло от сердца. Но ненадолго.
Она замолчала, очевидно, собираясь приступить к самой трудной части своего рассказа. Я не торопил.
— Позвонила в посольство через неделю. Сотрудник, тот самый, второй, сказал, что полиция Эвроса не получала за последнее время никаких заявлений о пропаже, гибели или несчастном случае с кем-либо из иностранцев. Туристский сезон, мол, уже окончился, иностранцев на побережье мало, и если что — это сразу стало бы известно. Я настояла, чтобы он записал мой телефон. Как оказалось, не зря: неделю или полторы спустя они позвонили и сообщили, что заявление от какого-то грека все-таки было — на Самотраки при невыясненных обстоятельствах пропал некий иностранец по имени Димитрос. Вроде бы утонул, когда плавал на лодке. У меня все внутри оборвалось, но я еще как-то успокаивала себя: во-первых, Димитрос все-таки не Дмитрий, а во-вторых, с какой стати он стал бы кататься на лодке? А потом — потом они прислали вот это… — Инна выбрала из стопки писем не очень четкий ксерокс какой-то заметки и протянула мне.
— Потом — это когда?
— Через несколько дней, когда я перезвонила, чтобы узнать, нет ли каких новостей. Тот мужчина сказал, что есть, и по его тону я поняла, что он готовится сообщить что-то неприятное. Он прочитал мне эту заметку, но я настояла, чтобы он передал ее еще и по факсу — специально сходила в офис к одному знакомому. Вот, наверное, почему она так расплылась.
Я стал читать:
«Несчастный случай.
Как стало известно редакции, на прошлой неделе у берегов Самотраки произошел несчастный случай с иностранцем, находившимся в Греции с частным визитом. Погибший предположительно является гражданином Белоруссии Дмитрием Захаропулосом. Лодка, на которой он отправился на морскую прогулку, перевернулась, и он сам, вероятно, утонул. Рыбаки деревни Лаккома несколько дней спустя нашли на берегу прибитую волнами перевернутую лодку, на которой Захаропулос вышел в море. Тело обнаружено не было.
Соб. инф.»
Сообщение оставляло Инне крошечную, в четверть процента, надежду: и «тело обнаружено не было», и Дмитрий Захаропулос являлся в нем гражданином Белоруссии лишь «предположительно». Но я понимал, что это именно четверть процента — если не меньше.
— Откуда это?
— Вероятно, из греческой газеты.
— Гм… на русском языке?
— Ничего удивительного: поскольку в стране много бывших русских, ну, понтийцев, там печатаются и газеты на русском языке. Самая известная из них — «Афинский курьер». Я нашла по Интернету их телефон, позвонила, но там заверили, что такой информации не давали. Я спросила у них, какие еще есть издания на русском. Сказали, газета «Омония», дали телефон. Но и там заверили, что ничего подобного не печатали.
Ксерокс захватил и часть другого газетного материала, находившегося рядом, но обрывки слов, оставшихся от него, — «проб…», «реши…», «по-пр…», «…ющих» — не давали ни малейшего ключа.
Я повертел свою чашку с недопитым кофе и спросил:
— Тогда что это была за газета? Ты не пыталась узнать в посольстве?
Инна горько усмехнулась.
— Достала я их своими звонками, Игорь. Люди занятые, государственные — а тут какая-то баба со своими пустяками. Когда опять позвонила, мне сказали, что факс пришел из Александруполиса, а больше они ничего не знают. В общем, разговаривал тот сотрудник уже довольно раздраженно: мол, примите, конечно, соболезнования, но чем мы можем вам теперь помочь? Раз тело… — голос Инны дрогнул, — боже мой, какое ужасное слово!.. раз тело не найдено, то и об отправке его на родину речи не идет, ну, а если вы, женщина, желаете узнать какие-то детали, то и приезжайте сами в Грецию, а у посольства несколько иные функции. Наверное, они правы по-своему: посольство — не сыскное бюро. К тому же они в Софии. Я может быть и поехала бы, но матери стало хуже, я уже думала… — она не договорила.
— Сколько прошло времени с тех пор? — мягко спросил я.
— Почти три месяца.
«Время работает против нее, — подумал я. — Или, теперь, против нас? С каждой неделей шансов найти Дмитрия — нет, хотя бы выяснить какие-либо подробности, — все меньше. О том, чтобы найти в море утопленника, можно вообще забыть. Разве что… его выбросит волнами на берег, вспухшего и обезображенного до неузнаваемости. Хотя какой там выбросит, раз прошло уже столько времени!»
— Но знаешь, — она взглянула на меня заблестевшими глазами. — Я чувствую, что он жив.
«Чувствую, что он жив, — или не хочу верить в то, что он мертв?» — хотел спросить я, но промолчал.
— Я даже к экстрасенсу ходила.
— К гадалке, что ли? — хмыкнул я.
— К экстрасенсу, — упрямо повторила Инна. — К женщине, которую мне порекомендовал один знакомый. Сначала принесла ей цветное фото Дмитрия. Но она сказала, что лучше черно-белое. Я сделала, как она просила. И она заявила, что он жив. Прямо так и сказала: «От снимка исходит энергия живого человека».
«Ну-ну. Знаем мы всех этих кашпировских, чумаков и юриев лонго вместе взятых», — подумал я, но вместо этого спросил:
— Но как тогда появилась заметка? Или это шутка какого-нибудь типа с извращенным чувством юмора?
Инна не ответила.
— Хорошо, и что же могло с ним случиться, как ты полагаешь?
— Не знаю, Игорь, не знаю, — медленно проговорила она. — Выбросило волнами на берег, потерял память, лежит сейчас в какой-нибудь больнице. Что, так не бывает, что ли?