Ты только живи
Шрифт:
В просвете между деревьями по правой стороне мелькнула окутанная тучами зазубренная вершина.
Фенгари, Фенгари… что там говорила о ней Инна? Что-то вроде того, что линия, проведенная на карте Георгием Апостолиди, проходит через вершину Фенгари.
Минут пять спустя мы миновали указатель поворота на Камариотису, потом деревушку с названием Алония; вдали, у подножия гор, показались красные черепичные крыши Хоры.
— Между прочим, столица острова, — объявил наш гид. — Где вас высадить?
— Если можно, поближе к замку.
Шофер кивнул.
—
«Так бы мы и поступили — если бы были туристами», — подумал я.
Попетляв некоторое время в узких, идущих на подъем переулках, машина остановилась.
— Дальше не могу, потом не развернусь, — объявил «экскурсовод». — А замок — вон он.
Я расплатился.
Мощеная большими темными камнями улица вела к развалинам, над которыми, словно обломки зубов, виднелись остатки двух квадратных башен. По обе стороны улицы стояли белостенные оштукатуренные домишки, разительно отличавшиеся от тех, которые привык видеть в Беларуси я.
26
В одном из дворов мы заметили фигуру пожилой женщины, накладывавшей что-то в стоящую на земле жестяную миску. Внушительных размеров черный пес стоял рядом, радостно и нетерпеливо повиливая хвостом в предвкушении трапезы.
Лида окликнула ее. Женщина повернулась и, выслушав вопрос, указала на соседний дом.
Как раз в этот момент на его пороге возник парень с забинтованной рукой на перевязи. На правой скуле его красовалась немалых размеров ссадина. Заметно хромая, юноша побрел вглубь двора, являя собой живую иллюстрацию опасностей лихачества на мотоцикле.
— Племянничек, — пробормотал я. — Это написано у него на физиономии.
Моя спутница позвала молодого человека. Тот обернулся и подошел к нам. На вид племяннику Спироса — если это был он — было лет двадцать. У него были густые темные волосы, квадратный волевой подбородок, правильной формы нос. Выразительные карие глаза вопросительно взглянули на нас.
— Скажи, что мы хотим поговорить с господином Спиросом, — попросил я Лиду.
Девушка перевела, и он сказал что-то, из чего я выловил лишь имя Харлампия.
— Приглашает нас в дом. Дядя готовит завтрак.
Ну что ж, воспользуемся греческим гостеприимством.
Мы последовали за парнем и в следующую минуту оказались в небольшой комнате, насыщенной запахами жареного мяса, долетавшими из кухни.
Я огляделся.
Возле стены стоял продавленный диван, застеленный старым покрывалом, в одном углу комнаты возвышалась обшарпанная тумбочка с допотопным телевизором, в другом — этажерка с несколькими разлохмаченными книгами. С потолка свисал старомодный пыльный абажур. Зато на столе, стоявшем у противоположной стены, лежал вполне современный ноутбук и несколько компакт-дисков. С обратной стороны полуоткрытой двери я заметил прикрепленный скотчем плакат полуобнаженной Бритни Спирс — не то чтобы я очень разбирался в современной музыке, просто я видел фото этой модной певички в журналах своего сына. Слово «Spears» было перечеркнуто черным фломастером и над ним написано «Spiros». Я хмыкнул, оценив юмор молодого человека.
Он крикнул что-то в направлении кухни, и на пороге возник толстый мужчина лет пятидесяти с густой седой бородой, в замасленном фартуке, просторных серых штанах и шерстяных носках. Наверное, так и должен выглядеть типичный грек, хотя насчет носков, честно говоря, не уверен.
Его черные блестящие глаза смотрели удивленно и пытливо.
— Калимера.
— Калимера, — ответили мы с Лидой.
— Туристы? Впрочем, нет, туристы не интересуются старым Спиросом, — шутливо заметил он. — Здесь есть достопримечательности и подостойней. Так кто вы?
Лида объяснила.
— А, Димитрос, — кивнул Харлампий. — Помню. Не может быть, вы сначала перекусите чего-нибудь?
Мы отказались.
— Тогда, может, выпьете нашей рецины? — не дожидаясь ответа, он скомандовал племяннику: — Никос, сходи к Мавридисам.
— Что такое рецина? — вполголоса спросил я у Лиды. — Не самогонка, случайно?
— Домашнее вино, — пояснила девушка.
Парень вышел, а гостеприимный дядя сдвинул стол на середину комнаты, принес два стула. Вынес куда-то ноутбук и диски.
— Вы располагайтесь на диване и спрашивайте, что вас интересует.
Мы сели. Откуда-то, видно, из кухни, появился большой рыжий кот и стал тереться о ногу Спироса. Я достал из бумажника фото.
— Он?
Наш собеседник взглянул на снимок.
— Он самый. Димитрос.
— Он говорил вам, зачем приехал на Самотраки?
— А зачем они все сюда приезжают? Наверное, отдохнуть, покупаться, побродить по нашим лесам. Пляжи у нас здесь чистейшие. Правда, сезон уже закончился, но погода была неплохая. Но мне, честно говоря, было не до него — своих, рыбацких, дел по горло. Сдал ему комнату — и все.
— Он был один? Без женщины?
— Один.
— И к нему никто не приезжал?
— Не замечал.
— А что-то из крупных вещей у него имелось?
— Сумка была. Не скажу, чтобы очень большая. Так, средних размеров. Складная удочка.
«Ага, с лодкой теперь понятно, — подумал я. — Выдавал себя за туриста. Или за рыболова-спортсмена».
— Он звонил кому-нибудь?
Спирос ненадолго задумался.
— При мне — один раз. По мобильнику. Кстати, за день до своего исчезновения.
Я насторожился.
— А вы не слышали, о чем был разговор?
— Нет. Я был в доме, он — на улице. Просто видел в окно, что он с кем-то разговаривает.
— И сколько дней он прожил у вас?
— Э… — Харлампий подумал пару секунд. — Дня четыре.
— Он заплатил вам за комнату вперед?
— Да, сразу за неделю. Но неделю он не прожил… исчез.
— Как?
Спирос уже открыл рот, чтобы ответить, но в это время вернулся племянник, державший в руках бутыль литра на три с темно-вишневым вином. «А я пью? Что здесь пить?» — вспомнил я реплику из «Кавказской пленницы».