Ты у меня один...
Шрифт:
Она же была совсем ребенок, когда впервые в жизни влюбилась, и просто не могла осмотрительно контролировать каждый свой шаг. Это чистое, совершенно невинное влечение длилось так долго, что окружающим легко было многое заметить. Но она никогда, ни по какому поводу не пыталась управлять Фрэнком — что бы ни говорил Роберт — и тем более не упивалась наигранным страданием, чтобы кто-то еще посочувствовал ей.
Конечно, она сожалела о том, что родственников беспокоила ее привязанность к Фрэнку. Иначе зачем в тот вечер, когда Фрэнк и Джейн объявили о своей помолвке, она молча поклялась, что найдет какой-то
Возможно, она не слишком в этом преуспела, но, по крайней мере, пыталась — и до сих пор пытается.
Она сознавала, что это необходимо. Джейн так подходит Фрэнку, и потом они действительно любят друг друга. Будь на месте Джейн любая другая девушка, Шарон могла бы заподозрить ее в том, что та специально подстроила так, что влюбленная кузина оказалась среди тех, кому пришлось ловить букет невесты. В лучшем случае — чтобы дать понять, что пора бы и ей найти своего мужчину; в худшем — чтобы унизить и отомстить, лишний раз напомнив, что она безвозвратно потеряла Фрэнка. Но Джейн обладала подлинно детской непосредственностью и добротой, чтобы подстроить такое, и Шарон не сомневалась, что ее побуждения совершенно бескорыстны.
Но все-таки это причинило боль. А теперь Роберт намеренно бередил еще свежую рану.
— Что я чувствую… И что я делаю — это тебя не касается, — вот и все, что она смогла вымолвить в ответ на его отповедь.
— Не касается? — Роберт иронически посмотрел на нее. — Меня касается то, что ты работаешь в компании в качестве переводчика. И я бы хотел, чтобы в качестве переводчика ты в следующую среду вылетела в Италию на международную конференцию.
— Хорошо, — равнодушно кивнула Шарон. В прошлом году, когда эта конференция только намечалась, она полагала, что компанию там будет представлять Фрэнк. И когда он спросил ее, согласна ли сестренка поехать, она несколько дней ног под собой не чуяла, загоревшись от романтических, как теперь понимала, совершенно невозможных фантазий.
Сейчас у нее не оставалось ни единой, пусть даже самой робкой иллюзии. Даже если Фрэнк все же туда поедет, четыре дня конференции будут заполнены совещаниями, а ей предстоит применять свои филологические познания — и в устном переводе, и в работе с документами. По прошлому опыту она знала, что бумаги привяжут ее к гостиничному номеру на все то время, когда она не будет присутствовать на совещаниях.
— Время вылета поменялось, — с начальнической ноткой в голосе сообщил ей Роберт. — Я заеду за тобой сюда в шесть тридцать, по пути в аэропорт, так что…
— Ты заедешь за мной? — прервала его пораженная Шарон. — Но ты не собирался туда, Фрэнк…
— У брата медовый месяц, как тебе очень хорошо известно, и он не вернется до следующей недели, — строго напомнил ей Роберт и, с очередной затаенной насмешкой взглянув на нее, добавил не слишком любезно: — Ты ведь не настолько обманываешь себя, чтобы верить в то, что наш ненаглядный братец сократит свой заслуженно сладкий отпуск ради того, чтобы прошвырнуться с тобой в Италию? Или как раз на это ты тайком надеешься? Полагаешь, что он так и сделает?.. Боже мой, Шарон, когда же ты, черт возьми, вырастешь и поймешь, что…
— Что? Что пойму? — гневно оборвала его Шарон. Губы у нее задрожали, и она изо всех сил старалась сдержать эту дрожь. —
— Конечно, я знаю, что Фрэнк не поедет в Италию, — устало произнесла она, отворачиваясь от Роберта. Шкатулка в сердцевине костра вдруг, будто в агонии, гулко затрещала, объятая пламенем.
Она как завороженная смотрела на огонь, и в сердце клокотала острая, неистовая боль.
Шарон с трудом удерживалась от того, чтобы не выхватить шкатулку из костра, пока еще не поздно, спасти ее от гибели. Ведь горели не просто сувениры, — горели самые сокровенные воспоминания, тлела, вспыхивала рассыпалась искрами ее любовь к Фрэнку: подарок, что он вручил ей в тот памятный день рождения, когда она встретила своего принца… открытка от него… и еще подарки. Довольно скромные, непритязательные и, конечно, никак не адресованные возлюбленной. Разумеется, тот же Роберт лишь всласть посмеялся бы над этими драгоценными для нее сокровищами, которые она так нежно берегла столько лет…
Да, она догадывалась, что Фрэнк не поедет в Италию. Но ей никогда не приходило в голову, что вместо него там окажется Роберт. Она полагала, что поедет кто-нибудь другой из группы по продажам. Что-то вдруг толкнуло ее.
— Если ты едешь в Италию, то я там не нужна, — заявила она, чуть обернувшись. — Ты ведь свободно говоришь по-итальянски.
Еще бы такому зазнайке не владеть языком, раздраженно подумала Шарон. В конце концов, их бабушка по материнской линии была итальянкой, и братья часто проводили летние каникулы у шумных итальянских родственников. Но если Роберт свободно владел языком, то Фрэнк усвоил его не так хорошо.
— Да, по-итальянски я говорю, — холодно согласился Роберт. — Но, вспомни, это международная конференция, где наверняка потребуется твое знание японского языка. Так что если ты намерена болтаться там, предаваясь мечтам о Фрэнке, то предупреждаю: мы едем в Италию работать.
— У тебя нет никакого права предупреждать меня о чем бы то ни было, — снова сделала выпад Шарон, до глубины души уязвленная тем, что он усомнился в ее профессионализме.
Она не забыла, как энергично в свое время Роберт противился ее назначению на должность переводчика компании, выступая с презрением против кумовства и утверждая, что выгоднее было объявить конкурс на эту должность.
Шарон знала, что ей не следовало тогда подслушивать у входной двери, как он спорил с ее матерью о «столь ответственном назначении». Она и не собиралась этого делать, но так уж вышло, что она просто шла тогда к матери.
Как бы там ни было, то, что она услышала о себе, только заставило ее со всей решительностью доказывать, как он не прав и какую ценность для компании она могла бы составить. Поэтому она немедленно отбросила свои первоначальные опасения оказаться в прямой зависимости от деспотичного кузена.