Ты у него одна
Шрифт:
– Убирайся! – твердо и внятно потребовала она, не меняя положения и все так же стоя столбом посреди спальни. – Если это все, что ты можешь сказать мне в ответ на мои слова, то…
– Нет, дорогая, не все. – Данила весьма невежливо перебил ее и, утерев тыльной стороной ладони прослезившиеся глаза, закончил: – Я хочу дать тебе совет. Причем бесплатный.
– И?!
– Сходи к психиатру! Завтра же сходи…
И он снова запрокинул голову и снова захохотал.
Эмма смотрела на его подрагивающий от смеха кадык и изо всех сил сдерживала в себе желание вонзить в него ногти. Начать царапать его кожу, скомкать его издевательский хохот и…
Нет, хватит! Такое с ней однажды уже случилось. Повторения
И вообще… Как она могла допустить подобное?! Где прежняя твердость духа?! Когда она все это растеряла? Не в те ли пять лет своего бездеятельного прозябания? Или, может, в последние полгода, когда интригующее отсутствие Данилы заставляло ее более положенного думать о нем. Вертеться бессонными ночами на горячих скомканных простынях и думать, думать о нем беспрестанно.
– Хорош! – почти уже спокойно произнесла Эмма и грациозным движением выпростала руки из рукавов халата. – Твое веселье закончилось?
– Да. – Данила оборвал свой смех и отчего-то вполне осязаемо напрягся.
– Вот и хорошо. А теперь… – Она вскинула руку на уровень плеча и, лениво тряхнув изящной кистью, указала ему на дверь. – А теперь пошел вон!..
Он так лупанул входной дверью, что этажом выше оглушительно залаяла Канди, полуслепая лайка, которую хозяева все никак не могли отдать на усыпление и которая всякий раз болезненно реагировала на любой шум, превышающий предельно-допустимую норму.
Эльмира подняла глаза к потолку, выждала, пока Канди успокоится, и затем уверенным шагом двинулась в прихожую.
Если уж так вышло, что на роль смиренной и любящей подруги жизни она не подходит, то можно попробовать реализовать себя как личность на другом поприще. А почему нет? Что он тут ей говорил полчаса назад? В чем пытался убедить? Что все происходящее – кстати, его уверенность в этом более чем настораживающая – не имеет никаких точек соприкосновения? Может быть… Может быть, и так, а может, и по-другому. Почему бы ей не заняться выяснением возможной взаимосвязи этих событий? Почему не попытаться получить ответы на все вопросы самостоятельно, а не тыкаться слепым котенком в миску, которая может оказаться пустой?
Итак, что она имеет…
Первое – это два трупа. Брат и сестра, которые погибли с интервалом в несколько недель и с которыми к тому же, по заслуживающему внимания совпадению, она и Данила состояли в любовной связи. Что крылось за их внезапной влюбленностью? Истинные чувства или холодный расчет? Если первое не заслуживало особого внимания, то для второго нужен был мотив. Какой?!
Эмма отставила в сторону чашку с кофе, которым накачивалась вот уже с час, и крупными буквами вывела на чистом белом листе форматом А4 – «МОТИВ». Подумав, поставила рядом с этим словом три вопросительных знака, потому как причин обхаживать ее и Данилу из каких-либо корыстных побуждений она не находила. Но это пока…
Она опустила маркер, зажатый в правой руке, чуть ниже и такими же крупными буквами вывела: «БРИЛЛИАНТЫ».
Тут вопросов было хоть отбавляй: кто их присылает, с какой целью? Если для того, чтобы натолкнуть ее на какой-нибудь след, то на какой? Не те ли это самые бриллианты, которые целую пятилетку числились пропавшими? Если те, то присылать их должен был тот человек, к которому они по неведомой случайности попали. Или… или их успел передать ее покойный отец кому-то на сохранение? Тогда почему было не воспользоваться случаем и не употребить свалившееся на голову из ниоткуда богатство себе во благо?! Неужели этот человек настолько обеспечен или… или настолько напуган, что все, на что его хватило, – начать спустя пять лет рассовывать мелкие камушки по конвертам и рассылать по адресам? Непонятно отчего, но уверенность в том, что она являлась первым и последним адресатом, получающим эти послания, у Эммы была непоколебимой. Если это на самом деле так, то что именно от нее требуется?! Чего конкретно от нее хотят?! Помощи. Нелепой, случайно совершенной ошибки или чего-то еще… Отчего этот человек не объявится? Почему не свяжется с ней хотя бы по телефону, а продолжает сводить ее с ума этими дурацкими конвертами? Боится ее или кого-то рядом с ней? А рядом с ней никого нет. Никого, кроме Данилы. Значит, значит, все-таки он?!
Чувствуя, как препротивно взмокла спина между лопаток, Эмма все же заставила себя довести эту нить рассуждений до конца.
Данила… Пять лет назад он, так же как и она, являлся едва ли не самым главным действующим лицом во всей этой истории. Именно ему был отдан приказ взорвать машину ее отца. Взрыв прогремел, но Данила не был его исполнителем. Его опередили, подняв на воздух и машину, и находившихся в ней ее отца и мать. Бриллианты исчезли после взрыва. Сколько потом было крови, сколько горя, сколько бессмысленных жертв. Камни так и не нашлись. И вот спустя пять лет начинает происходить невероятное. Немыслимым образом из небытия всплывают пропавшие бриллианты (Эмма с натяжкой, но допускала, что это именно они). Параллельно с этим участились визиты ее разлюбезного. Это можно было рассматривать и как совпадение, и как его прямой интерес. Неспроста же он так разволновался, увидев камень.
Далее… Данила сейчас работал на «дядю Гену», в недалеком прошлом друга и партнера ее покойного отца. Эмме было доподлинно известно, что этот преуспевающий делец – наполовину банкир, наполовину ювелир в прошлом, а теперь свильнувший на стезю содержателя игровых притонов – вложил немалые средства в ту аферу с камнями. Он, как и кое-кто еще в их городе, понес колоссальные убытки в связи с пропажей этих камней, которые компаньоны надеялись сбыть по хорошей цене. Неужели «дядя Гена» так и не расстался с надеждой вернуть свои утраченные средства?! Для того и приблизил к себе Данилу, который в прошлом играл совсем в другой команде, был по другую сторону баррикад. Странным кажется то, что тот переметнулся на сторону «дяди Гены», если это опять не тонкий, хорошо выверенный расчет. Расчет любыми путями приблизиться к вожделенной мечте обрести-таки сокровища, считавшиеся сгинувшими.
– Ох, черт! – Эмма потерла виски, которые давно ломило от напряжения. – Наворотила-то, наворотила…
Весь лист был исписан ее пометками. Испещрен стрелками, ведущими от одного слова к другому и обратно, пересекающимися крестообразно и изгибающимися дугой. Черта с два здесь не имелось точек соприкосновения! Черта с два! Как раз наоборот – все тесно переплеталось. Настолько тесно, что одно событие плавно перетекало в другое. Единственным пунктом, отстоящим чуть в стороне и никак не желающим вписываться в общую картину, был маленький мальчик. Его имя она записала в левом верхнем углу. Обвела кружком да еще окружила вопросительными знаками. На этом все и застопорилось. Сколько она ни пыталась подвести к нему связующие нити, сколько ни чертила указательные стрелки, у нее ничего не получалось. Не было ему места на этом ратном поле ее версий. Не было и не могло быть!