Ты умрешь следующей
Шрифт:
Ты чувствуешь, как тебе не хватает ее писем.
Она пользовалась странными фиолетовыми чернилами. Теперь она не может больше писать тебе, но ты хранишь все, что она написала, даже самые маленькие и ничего не значащие записки на клочках бумаги.
Ты часто их перечитываешь, ты и сейчас привезла их с собой на виллу Камерелле. У тебя даже есть специальный чемоданчик для писем Риты.
Естественно, он закрыт на ключ.
Суббота, 19.00.
Первое, что она чувствует — это запах.
Мужчины сразу поняли, что это такое. Они столько раз были на охоте, стольким оленям вспарывали животы, когда у них еще подрагивали ноздри, а глаза застилала боль. Это металлический и вязкий запах, который перехватывает горло, едва люди переступают порог и входят в темные помещения дома, где невеста и служанки дожидались своей судьбы.
Запах запекшейся крови повсюду, вонь от выделений и еще чего-то, вещи, о которых человеческое существо знает, но надеется, что ему никогда не доведется этого увидеть.
И все же они это видят: клочья растерзанных тел, разбросанные повсюду, все в крови. Мужчины бегают по дому в поисках дочерей, а в это время с улицы слышны разрывающие душу вопли их жен, матерей, которые уже поняли, что произошла кошмарная трагедия этого проклятого дома, который однажды станет виллой Камерелле. Мужчины силой удерживают женщин и не позволяют им входить, потому что они не должны этого видеть, они не смогут смотреть на это.
И мужчины спускаются вниз по узким лестницам, идут на все усиливающийся запах, пока…
— Джованна! А, ты здесь. Ты придешь помочь мне на кухне? Нужно только вытереть сковородки, пока я мою плиту. Я бы даже просить тебя не стала, но мне хотелось бы привести все в порядок до ужина, а одной мне так скоро не справиться.
Вздор! Тутти — такая благонамеренная, правильная, одна из тех, которые говорят: «Я сама все сделаю, но ты должна это видеть».
Джованна не забыла, сколь нудной была Тутти в юности. Она могла одолжить тебе словарь, ручку, шарф или завтрак, а потом ты обнаруживала, что она сама осталась ни с чем, сделала неточный перевод, не доделала домашнее задание, подхватила простуду или еще что-нибудь.
Какой вздор!
И все же она была ей благодарна и теперь шла вместе с ней на кухню.
Все здесь теперь было чисто, пахло мылом и вкусной едой, никакого намека на запах крови или смерти, никаких видений перед глазами.
Да что это с ней происходит?
— Почему ты так испытующе смотришь на меня? Что случилось? О чем ты думаешь? Ты неважно себя чувствуешь?
Джованна не отдавала себе отчета в том, что смотрела на Тутти отсутствующим неподвижным взглядом.
«Я должна успокоиться, иначе все начнут думать, что я что-то приняла, а это плохо. Даже если я что-то и сделала, лучше принять что-нибудь, мне это поможет поддержать себя».
— Да я вовсе и не о тебе сейчас думала. Я пыталась понять, что это за штука?
— Это формочка, чтобы приготовить масло, видишь резцы? Моя бабушка такими пользовалась. — И Тутти начала со знанием дела объяснять, как
Джованна принялась протирать сковородки, но продолжала чувствовать на себе любопытный и подозрительный взгляд Тутти, будто бы та вонзала ей острый нож между лопатками.
Она расскажет об этом всем остальным, Джованна была уверена.
Комната Марии-Луизы расположена рядом с номером Дэды. Мария-Луиза согласилась на менее просторную комнату, чем у других, и не слишком хорошо освещенную, только чтобы быть поближе к Дэде.
Пафосная Мария-Луиза, настолько умеющая все предвидеть, что просто смешно.
В ее комнате кровать тоже двухспальная, просто размеры помещения не совсем удачных пропорций, но здесь тоже все в полном порядке. Ничего не разбросано, даже тюбики с губной помадой и тушью выстроились в ряд на туалетном столике в тосканском стиле. В ванной лежит щетка для волос, она тоже чистая, ни один волосок не зацепился за ее зубчики; свежее мыло в мыльнице.
Покрывало на кровати ровно натянуто, кажется, что на ней так никто и не спал. Блузки, маечки и брюки аккуратно разложены по ящикам вместе с бельем. Можно было бы показывать эту комнату любому немецкому туристу, желающему поселиться в пятизвездочном отеле, и он не нашел бы ничего, к чему можно было придраться.
Такова Мария-Луиза, у нее все должно быть под контролем: ее жизнь, жизнь дорогих ей людей — и это ей удается. С Дэдой все наоборот.
Комната Джованны совсем другая. Она и расположена почти под перекрытием верхнего этажа, в нее ведет лесенка с крутыми и узкими ступеньками, по которым нужно подниматься чуть ли не на цыпочках. Сложно открывать дверь: чтобы повернуть заедающий ключ, нужно наклонять корпус тела и голову вперед, стараясь не потерять равновесие, не упасть назад и не покатиться кувырком вниз, ударяясь об острые углы ступенек.
Заходишь внутрь и встречаешься с нагромождениями разных предметов, книг, вещей.
Лежат несколько книг Джованны: она не может путешествовать без них, даже когда уезжает на два дня, но книги с собой она берет продуманно. Повсюду разбросана одежда и белье: Джованна предпочитает надевать джинсы или ходить по комнате без них, носит разноцветные купальники, состоящие из маленьких треугольничков ткани, и все это бросает, куда придется. Она не делает макияж и не пользуется духами, зато на старинном ящике стоит пара дюжин витаминных препаратов, экстракты трав, флакончики Fiori di Bach и баночки с мазями для ароматерапии. В этом суть Джованны.
Перед ужином Мария-Луиза скрылась в своей комнате. Ей, конечно, хотелось побыть в компании других, но, видя на себе обжигающие взгляды подруг, она решила остаться в своей комнате.
Как жаль! Она на самом деле так была рада этой идее собраться вместе. Кажется, это вообще была ее идея.
А если хорошо подумать? Чья же это была инициатива?
Пьера? Точно, ей об этом сказала Пьера, но она на кого-то сослалась, был какой-то комментарий, но Мария-Луиза его тут же забыла… Что же Пьера сказала?