Ты, уставший ненавидеть
Шрифт:
– Гражданин следователь, – Юрий вздохнул, стараясь не глядеть врагу в лицо: глаза могли выдать, – мне… Мне страшно, понимаете? Они… они сказали, что достанут меня везде, даже тут. У них всюду свои люди…
– Это у кого же? – В голосе промелькнула настороженность. – У Кацмана твоего, что ли?
– Нет, не у него… У главного.
– Ну-ну, – подзадорил следователь. – И кто это там у вас главный?
– Я… Я – по порядку… – Тут следовало сделать небольшую паузу. Юрий еще раз вспомнил подготовленную байку. Самое забавное – если что-либо могло быть забавным в этом
Через секунду конверт был у него в руках. Юрий еще раз поглядел на зубчик и даже коснулся его пальцем. Ну, вперед.
– Этот… этот конверт положил мне в стол гражданин Духошин.
– Как? – Вопрос был быстрый, словно молния, и Юрий понял, что клюнуло.
– Духошин… Я не помню его имя и отчество. Он начальник Первого отдела Музея… Я понимаю, вы мне не поверите… Я докажу… Вот смотрите: этот конверт – бракованный…
Да, кипу именно таких конвертов Юрий заметил на столе у Духошина в их последнюю встречу. Начальник Первого отдела уговаривал Орловского начать сотрудничество, а Юрий, чтоб не смотреть тому а глаза, глядел в сторону на бумаги, громоздившиеся на столе. И среди них валялось несколько конвертов.
Следователь не перебивал, и Юрий подробно рассказал о бракованных конвертах. Перо летало по бумаге, и можно было незаметно взглянуть на энкаведиста. Да, клюнуло, надо жать дальше…
– Духошин давно хотел меня завербовать. Он говорил со мной об этом три раза. Он грозил мне, гражданин следователь. Говорил, что я дворянин, меня будет легко уволить при первой же чистке…
Все это чистая правда. Именно это и говорил Духошин.
– Он хотел использовать мой фонд как «почтовый ящик». То есть мне так кажется… И еще он хотел, чтобы я собирал информацию…
– Пока это все слова, гражданин Орловский. – Следователь наконец оторвался от протокола и с сомнением взглянул на Юрия. – Все-таки начальник Первого отдела…
– Так в том-то и дело! Понимаете? – Юрий даже вскочил, а затем, словно обессилев, рухнул на стул. – У них там целая банда! Они вербуют сотрудников – и все боятся! Это банда…
– Стоп! Ты вот что, успокойся! Ты их не бойся, Орловский! Ты, бля, нас бойся.
– Да, да, конечно… Извините, мне действительно страшно… – Юрий перевел дух, решив, что пора выдавать главное. – В Музее действительно есть группа врагов народа… троцкистов… Они имеют задание истреблять честных сотрудников, коммунистов и беспартийных, чтобы ставить на их место своих люд ей. Ведь Музей находится рядом с Главной Крепостью, оттуда простреливается вся площадь, подходы… Если они сумеют контролировать здание Музея…
– Ё-моё! А ведь правда! – Похоже, мысль о стратегическом положении главного Столичного Музея покуда не приходила в голову следователя. – Ну давай, Орловский, рассказывай!
– Они действуют в Музее уже около года. За это время им удалось скомпрометировать очень многих. Всех тех, кто не желал сотрудничать, они обвиняли во вредительстве. Понимаете, им все верили…
И это – правда. Аверх и его присные так и поступали. Им действительно верили их собратья в Большом Доме…
– Меня завербовали… Я должен был предоставить им свой фонд. Они завербовали и других… Но Кацман и Иноземцев вызвали почему-то подозрения, и их решили убрать…
– А чего ты выступал в их защиту? Это был действительно опасный вопрос. Впрочем, не самый.
– Мне приказали. Я должен был выступить, а собрание – поддержать меня. Мне так обещали, гражданин следователь! Только сейчас я понял, что меня тоже решили убрать. Но я не мог отказаться, понимаете? Мне сказали, что меня найдут даже здесь… Еще им мешал профессор Орешин. И его тоже решили убрать.
– Постой, Орловский. – Следователь дописал строчку и стукнул ребром ладони по столу. – Что ты заладил: «Они, они». Ты фамилии называй!
– Я… всех/не знаю… Это же тайная группа, гражданин следователь! Но я знаю главного… самого главного… Ему подчиняется Духошин и все остальные… Именно он руководил всем… Это бывший троцкист – еще с двадцатых…
– Фамилия!
Юрий молчал. Интересно все же, поверил или нет? Наверно, еще нет. Во всяком случае, не до конца…
– Фамилию говори! Ну? Чего молчишь, проблядь!
Удар был короткий, почти без размаха. Юрий упал на пол, боль затопила голову, но главное он понял – поверил!
– Вставай, вставай…
Юрий медленно встал. Энкаведист был рядом, придерживая его за ворот окровавленной рубашки. Юрий заметил, что пальцы следователя тоже в крови. Он набрал в грудь воздуха: пора!..
– Аверх… Профессор Аверх, парторг Музея… Окровавленная рука отпустила ворот, и Юрий медленно опустился на стул. Голова гудела, кровь текла по лицу. Впрочем, это сущая ерунда…
– Аверх, Аверх… – Следователь закусил костяшки пальцев, о чем-то размышляя. – Слушай, Орловский, а ты не врешь? Учти, если врешь, – я тебя, суку, сгною!
– Проверьте… – Юрий вздохнул и заговорил тихо, словно лишившись последних сил. – У меня лишь два доказательства: конверты и то, что Аверх был троцкистом…
Следователь, схватив трубку внутреннего телефона, скользнул пальцем по диску.
– Фарафонов? На месте? Хорошо… А ну-ка, взгляни, что там у нас по одному типу… Фамилия Аверх, зовут…
– Соломон Исаевич, – подсказал Юрий.
– Соломон Исаевич… Что там он поделывал лет десять назад?.. Да, еще взгляни-ка на фамилию Духошин… Да не знаю, как его зовут, проверь…
Юрий ждал. Даже если все сорвется, он должен держаться этой версии до конца – иного выхода не было…
– Что?! – Следователь вскочил, ручка покатилась по полу. – В поезде Троцкого? Оба? Не может быть, черт! Да как же мы прошляпили? Ага, ага… Кто, говоришь, ручался? Ну дела… Все, спасибо.
Он бросил трубку, наклонился за ручкой, а затем весело взглянул на Юрия:
– Че такой мрачный? Да иди умойся, смотреть противно.
Теперь Юрий понял, зачем в кабинете умывальник…
– Так, – следователь неодобрительно взглянул на испачканные в крови костяшки пальцев и скривился, – зубы целы, интеллигент?..