Ты – всё
Шрифт:
Первый удар под дых. Пекло внутри. Пацан кричит, а твари все воют. Стискиваю щепу с такой свирепой силой, что кажется, врезается в кожу.
Господи… Дай силы… Дай…
Дай признаться, что я не мог! И главное, почему не мог!
Поджимая губы, встречаю расфокусированный взгляд Ю.
– Потом твоя мама пришла, и все мои надежды враз рухнули! До того момента еще ждала тебя… Но, знаешь, благодаря словам Миланы Андреевны собралась, заговорила с осаждающими меня врачами… Домой хотела… А там еще хуже все! Бабушки нет, папа осунулся и замкнулся,
Второй удар под дых.
Катаю разогретый кусок дерева. Стираю кожу ладони. Занозы загоняю. А легче не становится.
– Ты была, Ю. Сейчас знаешь же?
– Сейчас да… Знаю, Ян… А тогда… Домой ехала с мыслями, что ты не любил вовсе, что больше никогда тебя не увижу, что своим существованием всем, включая саму себя, причиняю лишь страдания… Милана Андреевна говорила, надо пройти этот путь, никого не слушая. Я не должна была слушать других! А я послушала… И поверила! Я не выстояла, Ян. Захлестнуло в моменте. Показалось, что нет смысла трепыхаться… Что не выплыву… Облегчения искала… Хотела убить ту Заю, которая так тебе нравилась… Того Ангела, которым так гордились родители… Ту Одуван, которой каждый вправе был командовать… Ту Ю, которой ты признавался в любви…
Третий удар под дых. Горячий и мощный, как пар под давлением.
Со щепки начинают отламываться волокна, а я жму все отчаяннее.
Из-за меня, значит… Из-за моего неумения выказывать слабость. Из-за меня.
Господи… Дай силы… Дай…
Если бы она хотя бы обвинила. Закричав, бросила эти страшные слова в лицо. Но нет. Ю, конечно, плачет, но исповедь ее о другом. Она вся пропитана любовью.
А мне… Как с этим жить?!
– Когда вскрылась, будто в себя пришла. Осознала, что натворила. Да только поздно было… Истекая кровью, отключилась… Хорошо, что буквально через минуту мама с Агнией домой пришли…
Четвертый удар под дых. Самый сильный. Сокрушающий.
И контрольный в голову от собственного осознания – та мысль, что моей Ю могло не быть.
Прикрывая глаза, собираюсь с духом.
Вдох. Выдох.
Деревяшка с треском превращается в мелкие щепки. В ноздри ударяет сладковатый запах крови. Уловив его, одновременно задыхаемся.
Юния бросается к моим рукам. Вцепляясь, пытается разжать кулак, из которого сочится кровь. Я распадаюсь. Не позволяю. Всем телом дрожу. И держусь. Сука, держусь, используя весь ресурс.
Я добро. Я вера. Я правда. Я сила.
Я титан.
Вдох. Выдох.
Жуткий раскат грома. Молния, которая слепит даже сквозь закрытые веки.
Господи… Дай силы… Дай…
В чем суть любви?
Я все еще бегу. Но пора менять траекторию.
Распахивая глаза, одновременно кулак разжимаю. Даю Ю увидеть стертую в кровь ладонь. Крупные щепки осыпаются. Мелкие остаются в плоти.
Охнув, Юния склоняется ниже, чтобы с кропотливым трудом выбрать все занозы. Но я после первой ее перехватываю. Этой рукой лицо ее приподнимаю. Второй тоже придерживаю, пока взгляд не ловлю.
– Я не мог прийти к тебе. В прямом смысле не мог, Ю. Физически. У меня были перебиты ноги, ребра и часть позвонков. Я не мог ходить, Зай. Я, блядь, не мог.
58
Самый лучший. Родной.
Небо разражается целой серией яростных ударов грома, а у меня ноль реакций. Не вздрагиваю. Даже не моргаю, пока неоновые вспышки молнии озаряют ярким светом уютное пространство спальни. Застыв в потрясении, вглядываюсь в покрасневшие и блестящие глаза Яна.
Что они видели? Какие муки прожили?
Увы, они подтверждают произнесенные слова. Не ослышалась.
Боже мой… Боже мой… Боже мой!
Задыхаюсь от боли и ужаса. Кусая губы, силюсь не плакать, лишь бы Ян мог закончить свою исповедь. Чувствую ведь, как тяжело ему это дается.
– Те твари, которые въебались в нас на трассе, Ю… Все не случайно произошло. Это были люди старого шакала Усманова. Не понравилось ему, что я правду раскопал. Отца тогда освободили, а Усманову предъявили обвинения, помнишь?
– Помню… – не знаю, каким чудом удается вытолкнуть. А после паузы уже прорывается взволнованно: – Ты понял тогда? Они сказали, чего хотят? Почему ты с ними ушел?
– Чтобы тебя не тронули.
В этом весь Ян Нечаев.
Дернувшись, подаюсь ближе. Прикрывая веки, прикладываю к губам дрожащую ладонь.
– Боже… – выдыхаю отрывисто. – У меня до сих пор перед глазами этот момент… Когда ты уходишь… Я же не понимала, почему… Но подсознательно мне было за тебя та-а-ак страшно… Прости… Я не могу не плакать… – шепчу, когда по щекам начинают литься слезы. – Это худшее, что со мной в жизни случалось, Ян… Худшее, что я когда-либо видела – твой удаляющийся силуэт… Смотри, – открывая глаза, показываю руки. – Трясет! – на эмоциях повышаю голос. – Каждый раз так, когда прокручиваю момент, ставший для меня стоп-кадром. А когда снится… – срываясь, хватаюсь за голову. – Я та-а-ак боялась, что больше тебя не увижу! Мне и сейчас страшно! Этот страх по сей день цветет во мне… Как плесень, Ян! Ничего с собой поделать не могу. Но ты должен закончить… Рассказать мне все… Я должна знать… Что же случилось дальше? Что они с тобой сделали? Что?
Нечаев, утешая, гладит мои лицо и волосы.
– Не плачь, Ю. Эта гребаная история не стоит твоих слез.
А у самого в глазах столько боли, что душу выплеснуть хочется. Что-то повреждено внутри. Порезано тем самым лезвием. Лишена опоры. Хорошо, что есть Ян. С отчаянием целую его окровавленную руку. Прижимаясь к груди, на ухо шепчу:
– Как это не стоит? А? Скажи… Скажи, Ян, как может не стоить, если ты для меня всё? Что ты такое говоришь?
До сих пор ведь в голове не укладывается его признание, что ходить не мог.
Как так? Господи, Боже мой, как так?!
Снова в глаза своему Титану смотрю. Сейчас в том пламени, в котором куется самый прочный металл, не страшно утонуть и навек застыть, как та гранатовая пуля. Очень-очень больно видеть тот ад, что он перенес.
– Ю…
Вижу, как у него перехватывает дыхание. Чувствую, как что-то сжимается в груди. Душит. Я своими ладонями растираю. Мотая головой, сжатыми губами дрожу и тихонько подвываю. Слезы брызгами летят, когда пытаюсь справиться с собой.