Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work)
Шрифт:
Костас передергивает плечами, словно на морозе, и выхватывает у официантки новый бокал. – Что?
– Потом щупает меня… ну, ты понимаешь… как женщину.
– А ты?
– Оттолкнул, конечно! А он и говорит: «Это хорошо, ты настоящий мужчина». Они просто психи, вся семейка. Поскорее бы от них отделаться! Съемки сегодня закончились, но я ей пока не сказал. Завтра уеду в Лондон к дяде, подальше от этой идиотки и ее папаши-фашиста. Гомик старый. Ты знаешь, он даже кольцо мне дал, сам выбрал, чтобы я ей подарил. Бриллианты с сапфиром. «Как глаза моей
Выслушав тираду, я задумчиво барабаню пальцами по столу.
– Да, неважные у тебя дела, надо сваливать, пока не поздно. Как говорят янки, делать ноги.
Грек наклоняется ко мне, изо рта несет табачным перегаром, водкой и чесноком.
– Я и собираюсь. Только как же девчонка? Говорю тебе, она психованная!
Я глубокомысленно киваю.
– Положись на меня, приятель. Здесь требуются британское хладнокровие и трезвый расчет. Вспомни Джона Миллза и Кеннета Мора, – подмигиваю я, выстукивая по столу марш Разрушителей плотин.
Короче, наша подружка возвращается, и старина Костас врет, что его срочно вызвали по телефону на съемочную площадку. Сеф разочарованно надувает губки, но он успокаивает ее поцелуем, а уходя, незаметно передает мне записку, которую я должен подсунуть ей позже. Подсуну, и заодно кое-что еще, но это уже мои личные планы.
Мы с Сеф направляемся в заведение Уорти; я сильно под градусом, она тоже тепленькая, язык заплетается.
– Актеры так преданны своему делу!
– Да, – соглашаюсь я, придерживая дверь «Камбрии». – Работенка непростая. Никем их, пожалуй, не заменишь, если устроят забастовку. Вся мировая экономика навернется. Что с нами со всеми будет без ребят вроде Тома Круза, страшно подумать!
Она шутливо толкает меня в плечо.
Мы заходим в бар. Пит Уорт, здоровенный как бык и продубленный солнцем настолько, что смахивает на кожаную куртку, тут же выходит из-за стойки.
– Смотри-ка, да ты брюшко отрастил! – хохочет он, тыкая меня пальцем в живот.
– Не всем же круглые сутки прохлаждаться в спортзале.
Стероиды глотаешь? – Я щупаю его раздутый бицепс. – Яйца-то небось уже с горошину?
– По крайней мере могу разглядеть их без зеркала, – парирует он, хохоча еще громче.
Вот так, и хрен ответишь. Вот что значит жить рядом с Синти. Пассивное потребление калорий не лучше пассивного курения.
– А что тут у нас за новая красотка?
Сеф меряет его взглядом.
– Меня зовут Персефона.
– Ее старик – большая шишка в Греции, – объясняю я. – Правда, дорогая?
Она надменно кивает.
– Он начальник полиции на острове, где я выросла.
– Всей полицией острова командует, верно? – Я подмигиваю Питу.
Уорти приносит пива и по рюмочке крепкого. Они продолжают петь дифирамбы папаше, а я незаметно сую записку грека в белую сумочку Сеф. Мина замедленного действия, рано или поздно сработает. А в ожидании фейерверка стоит, пожалуй, немного подкрепиться.
Гостеприимный хозяин приносит еще, потом еще. Все как в тумане. Уорти ставит греческую музыку, мы с Сеф пьем и пьем. Какой-то жирный качок говорит что-то с лондонским акцентом, мне почему-то обидно. Слышится звон стекла, меня толкают. Голоса доносятся будто издалека, такое впечатление, что уши у меня забиты ватой. Я качусь вниз по каким-то ступенькам, потом наступает полная тьма.
Просыпаюсь я на кровати, полностью одетый. Под боком кто-то храпит. Это Сеф, тоже в одежде, немного растрепанная, но белые хлопчатобумажные трусики на месте. Мой взгляд скользит по ее гладким загорелым бедрам, упираясь в райский уголок. Если мне не изменяет память, эти трусики слишком малы, чтобы скрыть пышные заросли; между тем никаких признаков растительности вокруг не наблюдается. Вот дела, решила выпендриться по-бразильски!
Судя по всему, вчера я ей так и не вдул. Отворачиваюсь, чтобы зря не мучиться. Голова просто раскалывается. Теперь я узнаю обстановку – это обиталище Уорти. Маленькая гостиная, спальня, кухня и балкон. Хозяина не видно, трахается небось на стороне.
Гляжу на часы. Чесать-молотить, уже утро! Я оставил Эм с Синти одних на всю ночь!
Тащу из кармана мобильник – семь пропущенных звонков да сообщений без счета. Все от Синти, и с каждым следующим паника нарастает. Но самое последнее посылает в нокаут меня самого. Эм пропала!
На телефонном дисплее – старая фотография дочери: девчушка со щербатой узнаваемой улыбкой смотрит мне в глаза, и дыхание застревает у меня в горле. Только собираюсь набрать номер Синти, но она наносит упреждающий удар.
– Микки! У тебя все нормально? Ты где?
– Я в порядке, что с Эм?
– Она вчера не вернулась. Познакомилась с мальчиком, его зовут Юрген, немец, очень приличный с виду. Пошла с ним на дискотеку, и все. Я пыталась ей дозвониться, но ее провайдер здесь не действует… А ты как?
– Я тут задержался, встретил старых друзей… – Оглядываюсь на Сеф, которая храпит на всю Грецию. Открываю раздвижную дверь и выхожу на балкон. Гладкое спокойное море упирается в горизонт, рассеянный солнечный свет слегка успокаивает. – Мой приятель Уорти поставил выпивку, знает же, урод, что я не выношу его бурду… В общем, я вырубился. Такие дела.
– Тереза недавно звонила, спрашивала Эм…
Меня словно бьет током, ноги подкашиваются; опускаюсь в кресло из литого пластика.
– Ты ничего ей не рассказывала?
– Нет, конечно. Объяснила, что вы с Эм пошли прогуляться и позавтракать. Она позвонит позже.
Если эта облезлая стерва узнает…
– Умница. Я вернусь следующим паромом. Держи меня в курсе.
– Наверное, Эм пошла на какую-нибудь вечеринку и осталась ночевать – может, выпила слишком много. Ты же знаешь, как бывает у подростков. Эм – девочка разумная.
Вдоль набережной проезжает большой черный «мерседес», и в голову сразу приходят те двое проклятых отморозков.
– Она еще ребенок, Синти… – К горлу подкатывает комок. – Короче, держи меня в курсе, скоро приеду.