Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work)
Шрифт:
Прошлой ночью мы с Синти разобрали мое барахло, осушили пару бутылочек красного и принялись за текилу. Смесь убийственная. Тем не менее я умудрился кинуть пару палок Синти, а потом нажарил стейков с луком, грибами и маккейновскими картофельными ломтиками. На утро пришел в бар еще полупьяный и поручил бизнес-партнеру, который выглядел весьма уныло.
– Меня теперь часто не будет, старина, готовься, – сообщил я ему. – Вся надежда на тебя. Аврал, все наверх.
– Ну да, тебе с Эм возиться… Не переживай, справимся.
– Спасибо, сэр, вы настоящий джентльмен, и при том образованный.
Бедняга Родж… Даже трахнуться,
По пути в аэропорт я звякнул Сеф. Она не из тех, кто долго ломается, но в голове ветер, так что присмотр не помешает. Ее старик – начальник полиции на крошечном островке поблизости от Пирея, старого афинского порта; она только и хвастается, что он «управляет полицейскими целого острова». Там бы я к ней и на пушечный выстрел не подошел: судя по всему, папаша – редкостная сволочь. Небось народу оприходовал немерено.
Однако сейчас Сеф на моем территории, во всяком случае, скоро будет. И ее коврик я тоже скоро попробую на вкус. Обычно я не прочь, джентльмены увлекались этим видом спорта куда раньше, чем появились всякие там лесбиянки, но у нее там целый аксминстерский ковер, настоящие джунгли. Наверное, встретил бы Ливингстона с экспедицией, если бы необходимость не заставила меня выйти глотнуть воздуха.
Стою у выхода для пассажиров. Эм видит меня, лицо светится от радости… увы, лишь секунду, пока она не вспоминает, что уже почти взрослая, а я всего лишь замшелый предок. Неловко хлопает меня по плечу, и все. Грустно. Даже больно. Потому что я хотел обнять ее, как раньше, спросить, как поживает моя маленькая девочка, моя доченька… Да только ничего такого, конечно, я не сделал, ведь сколько лет прошло с тех пор, как я говорил это в последний раз, сколько всего потеряно, будь я проклят, и потеряно навсегда…
На глазах у меня слезы, ей-богу, не вру. Надвигаю темные очки и веду Эм к выходу.
– Нормально долетела? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Обычно, самолет как самолет, – пожимает она плечами, даже не заметив, что творится с папашей.
– Да, конечно.
Садимся в машину, я гоню какую-то пургу – пустой треп, типа как дела в школе и прочая дребедень.
– Ненавижу школу, – вдруг заявляет она, задумчиво ковыряя заусеницы на пальцах. Острые коленки торчат вверх.
– И зря, – отвечаю я. – Тяжело в учении, легко в бою – так всегда говорил мой отец, твой дедушка. Привыкнешь, потом будет легче.
Эм закатывает глаза.
Я пускаюсь в объяснения.
– Понимаешь, это твой старт в жизни, надо сразу занять правильную позицию. Что посеешь, то и пожнешь, верно?
Дочурка пожимает плечами. Надо признать, у нее есть основания для скептицизма. И про отца своего я все выдумал, ничего такого он не говорил. Обычная мотивационная речь в духе Черчилля. На самом деле старику было глубоко плевать, чем я занимаюсь в школе. Если честно, школа – куча дерьма; мои учителя были лицемерными подлыми тварями, все до одного. Не считая, конечно, мисс Джонс по английскому. До сих пор вижу, как она наклоняется, чтобы проверить мою тетрадку, блузка туго обтягивает грудь, волосы водопадом
Да, бывают и такие, как мисс Джонс, которые не делают вид, что знают все на свете, и не врут из лучших побуждений…
– Мама сказала, что ты сидел в тюрьме за драку на стадионе, когда я была маленькая.
Ни хрена себе! Что еще эта старая сука ей наговорила? В школе Хардвиков отлично учат наносить удары ниже пояса.
– Меня арестовали, потому что я случайно оказался близко к драке, а полиция хватала всех подряд. Даже в тюрьму не посадили, сразу выпустили – правда, под залог, но не осудили.
А потом обвинение сняли и даже дали компенсацию как невинно пострадавшему. На эти деньги я здесь и устроился, а вам с мамой остался дом… – Тема щекотливая, пора двигать дальше. – Ну а как вообще дела, дружок-то появился?
Сказано в шутку, но Эм вдруг поворачивается с серьезным видом.
– Мне не нравятся мальчишки из школы. То ли я недостаточно взрослая, то ли они недозрели, но думаю, что капелька девственности у меня еще осталась.
Черт, больно…
Ну и ну. Можно подумать, мне лет десять, а она – моя старшая сестра.
– У тебя ведь были другие женщины – еще до того, как ты от нас ушел.
Лицо леденеет, в ушах звон. Так бывает, когда сидишь себе в пабе, и вдруг вваливается толпа жлобов; таких хлебом не корми, дай подраться. Марку держишь, а колени дрожат, сидишь и ждешь, когда в голову полетит бутылка…
– Кто тебе такое сказал? – спрашиваю, но будь я проклят, если не знаю.
– Это правда? – В голосе звучат знакомые интонации.
Проклятые хардвиковские гены!
Отдохни на канатах. Используй свой опыт, ныряй и уклоняйся.
– Знаешь, тебе еще предстоит понять, что любой поступок обусловлен многими причинами. Чтобы изменить жизнь, не достаточно желания одного человека. В семейных отношениях – то же самое.
Эм на мгновение задумывается.
– А эти бабы… когда ты с ними спал… – Голос дочери становится резче. – Когда ты их трахал, вспоминал о нас с мамой?
Ну все, хватит. Торможу, съезжаю на обочину, делаю глубокий вдох.
– Послушай, я все-таки твой отец, и нам предстоит прожить какое-то время вместе. Постарайся хоть немного меня уважать. Ты – меня, я – тебя.
Невероятно! Микки Бейкер выбрасывает полотенце! В его углу говорят, что парень схлопотал по полной программе.
– Как скажешь, – отвечает она равнодушно, будто думая о чем-то другом.
Открывает свой журнал и начинает читать. Дешевка со светскими сплетнями из мира звезд, для подростков и тупых коров. Сами эти «звезды» обычно из запасных низшей лиги; прочирикает какая-нибудь уродина раз в жизни что-то хитовое, а потом засасывает в хобот весь колумбийский урожай, потому как, мол, хахаль ее сбежал с птичкой поярче… Меня беспокоит круг чтения дочери: такая мура скорее подошла бы Хардвикам. Неужели ей это интереснее, чем родной отец, с которым она за последние месяцы почти не виделась?