Тяжелые тени
Шрифт:
– Это что? Пытки?!
– воскликнул Владимир и сделал шаг к дежурному.
– Извините, - залебезил тот.
– Не все предусмотрено строителями. Перегородки тонкие, звукоизоляция - ни к черту! Нам самим это порой мешает.
– Прекратите немедленно!
– заорал землянин, сжимая массивные кулаки. Изверги проклятые!
Дежурный, взглянув в лицо землянина, онемел и медленно, стараясь не делать резких движений, полез в ящик стола. Затем как можно быстрее он выхватил оттуда пистолет и направил его в грудь землянина.
Владимир отвернулся от перегородки, подошел к печке и взял кочергу. Пистолет в руке дежурного
– Не подходи! Стрелять буду!
– испуганно выкрикнул он.
– Я уже стреляю! Я совсем уже выстрелил!
– Смотри, болван!
Владимир согнул кочергу и швырнул ее на барьер.
– Это называется бантик. Понятно? То же самое с пистолетом сделаю.
– Этого не надо, - опасливо сказал дежурный, пряча пистолет за спину. Он казенный. На мне записан.
Дежурный кивнул смотрителю:
– Иди. Скажи, чтобы прекратил. На завтра перенес, что ли. А то этот скандал учиняет. Не люблю скандалов. И бантики мне его не нравятся.
Потрясенный смотритель все еще смотрел на "бантик". Он отвесил челюсть, и его и без того удлиненное лицо уподобилось морде какого-то животного.
Смотритель камер направился в глубину здания, и крики вскоре умолкли.
– Вот вы говорили о нас слова разные...
– голос дежурного вздрогнул от обиды.
– Извергами назвали. Это оскорбительно. Первый раз увидели - и сразу делаете выводы. Меня, кстати, все знакомые считают очень приличным и добрым человеком.
Володя с удивлением понял, что верит дежурному. Ужас ситуации заключался в том, что на работе этот полицейский мог привычно и обыденно совершать такие вещи, от вида которых неподготовленный зритель мог сойти с ума. И, вместе с тем, дома он, вполне вероятно, нежный отец, гостеприимный хозяин и хороший приятель.
– Нехорошо! А еще земляник!
– гнул свою линию дежурный.
– Поймите: работа наша такая, и мы ее должны выполнять. Нам за работу деньги платят. А без денег у нас нельзя. Не воровать же, в самом деле! Слыхал я, что у вас на Земле всякая работа в почете...
Владимир скрипнул зубами и, сев на шаткий табурет, отвернулся к телевизору, чтобы только не видеть дегенеративной физиономии полицейского, умеющего здраво рассуждать.
Изображение мерцало. Голос диктора то и дело исчезал.
Диктор гнусаво комментировал довольно странное шествие.
На экране появилась длинная цепочка людей. Внутри и снаружи находились разные люди. Внутри шли молчаливые, худощавые, боязливо поглядывающие в камеру. Обрамляли колонну мордатые здоровяки. На одном боку у них висела палка с металлическим шиповатым наконечником, на другом - небольшой мешок, из которого они то и дело доставали камни и куда-то швыряли. Раздавался звон стекла.
– Все граждане Фирболгии возмущены, - диктор стремился окрасить интонацию в тот оттенок, который, по его мнению, должен был передать возмущение граждан Фирболгии. Получалось плохо. Получался ряд, в который хорошо бы вписывались вопли: "Вы тут не стояли!" и "Сам дурак!".
– Простые люди тоже возмущены тяжким преступлением, совершенным в квартале угледобытчиков и, конечно же, при их прямом участии, - Володя сообразил, что диктор, говоря о простых людях, имел в виду мордатых с палицами. Угледобытчики и раньше позволяли себе политические выпады, подрывающие мощь великой Фирболгии. И теперь - последнее преступление - убийство великого, несравненного Директора конторы внутренней безопасности. Сколько сил он отдал отчизне! Сколько свершено! Но сколько благородных планов не осуществилось... Склоним головы... Память о нем переживет века!
Вернувшийся смотритель грузно сел на стул, уставился на экран, зевнул и, вытянув ноги, благодушно произнес:
– Хорошо, что эвтаназиков не привозили. Устаешь с ними очень. Какие-то дерганые они. А сегодня - хранит нас Логос.
– Не сглазь, - заметил дежурный.
– На прошлом дежурстве тоже все не было да не было. А потом сразу четверых привезли.
– Пятерых, - поправил смотритель, зевая.
– А ты не спорь со старшими по званию, - вдруг ни с того ни с сего окрысился дежурный.
– Мне из-за тебя тогда и перепало! Где полагается быть смотрителю? Внизу, в подвале. У тебя там есть свое помещение. Ну, и сиди там!
– Ты же знаешь, что у меня ревматизм. Нельзя мне быть в сыром подвале. И твари шастают. Спасу нет. Если ты на меня обижаешься из-за кофточек, то напрасно. В прошлой группе обе женщины в серых кофточках были. Вот я и взял их себе. Ты же сам говорил, что твоя жена серого не выносит.
– Выносит - не выносит! Делиться надо. Чего ты решил, что я для жены хотел взять?
– Клянусь, я не думал...
– Когда тебе что-то надо, ты хорошо думаешь!
– Клянусь, я!..
– Плевал я на твои клятвы! Вот донесу секунд-полицейскому, что ты эвтаназиков по голове лупил. Забыл, что на инструктаже говорили? Голову не трогать! Беречь ихние мозги надо! А ты своими кулачищами так и норовишь в темечко дать! Болван!
Эвтаназия... Эвтаназики... Володя старался не пропустить ни слова.
– Я болван?! Зато всем известно, что твоя жена, как только ты на дежурство уходишь...
Дежурный вскочил, опрокинув стул. Смотритель сжал кулаки.
– Стоп!
– гаркнул Владимир.
– Что за скандал в благородном семействе? У вас же гость!
Полицейские разом повернулись к нему, и в их налитых кровью глазах отражалось непонимание: что это за человек и чего ему тут нужно?
Потом дежурный с неудовольствием вернулся на свое место за барьер. Смотритель направился в каморку, но, что-то сообразив, на полпути остановился. Дежурный и смотритель переглянулись и с тревогой уставились на Владимира.
– Вы тут о какой-то эвтаназии говорили, - с наивным видом заметил он. Что это?
Дежурный заюлил.
– Какая эвтаназия? И слова я такого не знаю! Ничего такого я не говорил!
– А я ничего такого не слышал, - вставил смотритель.
– Достаточно того, что слышал я. Играем в открытую, неуважаемые господа полицейские. Мои условия: или вы сообщаете мне все, что знаете об эвтаназии, или я сообщаю завтра вашему руководству о вашей оплошности.
Полицейские снова переглянулись. Случай был нестандартный, и они не знали, как поступить. Если бы не запрет начальства и не внушительные физические данные землянина, можно было бы растолковать ему все по-свойски. Дать в поддых. Ударить головой о стенку. Потоптаться по нему ногами, пока бы не треснули ребра и он не захлебнулся в собственной проклятой крови. Но такого и вдвоем не осилить. Да и Син-цитий-доду представил его как гостя. Гостя, которого нежелательно обрабатывать физически.