Тяжелый дивизион
Шрифт:
— Вам действительно нельзя вставать? — спросила она.
Андрей вспомнил о сапогах и сказал:
— Да… не выходит…
— А жаль. Погода хорошая. Пока еще летние дни стоят. Осень скоро.
— Осенью здесь ужасно, болото…
— Все-таки здесь теплее. В Оренбурге уже холодно. Не люблю я Оренбурга.
— А куда бы вы хотели?
Вавочка стала рассматривать блестящие острые ногти.
— А я нигде не была — мне все интересно.
— Вы заставьте мать поехать с вами в столицу, ведь у вас
— Ну, вы моих родителей, кажется, успели рассмотреть, — сказала вдруг сухо Вавочка.
В прозрачной девушке, как в созревшей куколке мотылька, почувствовалось вдруг другое существо.
— Выходите замуж, — засмеялся Андрей, ему сразу вдруг стало легче с ней.
— Благодарю вас, — церемонно наклонила голову Вавочка. — В этом пункте вы трогательно совпадаете с моими родителями. Не за вас ли?
— Ого! — подскочил под одеялом Андрей.
— По матушкиному счету вы у меня сотый жених. Я уже привыкла. Все равно не подойдете.
— А сами вы об этом как думаете?
— Ничего не думаю, — замкнулась девушка. — Что вы читаете?
— Чирикова.
— «Юность»? Хорошая книжка… Все хорошие книжки о том, как не бывает.
— А вы бы хотели, чтобы все было так, как у Чирикова?
— У вас невеста есть, — сказала вместо ответа девушка.
— Почему вы думаете?
— Две карточки у вас стоят рядом… И непохожие… Значит, если одна сестра, то другая кто ж?
— Да вы Шерлок Холмс! — наивничая, восхитился Андрей.
— Зато вы не гениальный преступник — весь в уликах.
— А что еще?
— А вон тетрадка… Вся буквами «Е» разрисована. Даже на клеенке вырезано.
— Ей-богу, вы великолепны. Вот это наблюдательность!
— Я всегда за людьми все замечаю.
— И за мною?
— Иначе я бы с вами так не разговаривала.
— Это, пожалуй, комплимент.
— Если хотите… Знаете, я бы вас просила не ссориться с мамой. Мы скоро уедем. Потерпите немного.
— Я и не собираюсь.
— У мамы странные обычаи…
— Если они не коснутся…
— И если коснутся…
— Не обещаю.
— Жаль. Я так и знала… Ну, я пойду… Я еще зайду к вам.
— Я буду очень рад. Вечером я встану.
— Значит, вам можно?
— Разумеется, можно. Сапог у меня порван… О проволоку…
— У вас одна пара?.. Не говорите маме.
— А что? Невесту потеряю?
— С вами не стоит быть откровенной.
— Да, это я зря, — согласился Андрей. — Дайте руку, я прошу прощенья.
— Прощаю, — улыбнулась девушка.
Андрей натягивал наскоро зашитый сапог, когда в избу вошел Кашин, младший писарь.
— Ваше благородие, там в канцелярии жена их высокоблагородия командира дивизиона бумаги смотрят.
Красивые глаза Кашина оскорбительно светились издевкой.
— Зачем же вы даете?
— Все дела. Они всегда так. Я только докладываю…
— Зачем же вы даете?
Кашин пожал плечами.
Андрей наскоро затянул пояс и пошел в дом, занятый канцелярией. Кашин исчез где-то в темноте.
В канцелярии при свече сидела за столом Василиса Климентьевна. Перед нею в не совсем свободной позе Стоял старший писарь Фролов.
Василиса Климентьевна подняла голову и кивком приветствовала Андрея.
Андрей долго собирался с духом, чтобы сдержать клокотавшее в нем раздражение.
Увидев адъютанта, Фролов сделал руки по швам.
— Что вас интересует в нашей канцелярии, Василиса Климентьевна? — спросил Андрей.
— Так, вообще, все… У казначея я уже просмотрела. А теперь с приказами знакомлюсь. Дела мужа и его части меня всегда интересовали. А что?
— По уставу никто, кроме лиц командного состава, не может быть допущен к делам воинской части.
— Я не посторонняя.
— Но вы и не лицо командного состава.
— Ну, ладно, я посмотрю кое-что, и все…
— Я очень прошу вас, Василиса Климентьевна, сейчас же, немедленно вернуть мне все дела.
— Вы что, боитесь? Непорядки, вероятно?
— Прошу вас не оскорблять меня. А вам, Фролов, я ставлю на вид невыполнение устава.
Фролов вытянулся, постоял минуту и отошел в сторону.
— Я смотрю дела с разрешения командира дивизиона.
— Этого мало. Будьте любезны, в таком случае принесите мне письменное приказание. Предупреждаю только, что этот замечательный документ будет доложен в штабе корпуса и… отправлен в столичную печать.
— Как вы смеете? Мальчишка! Вы офицер и лишены уважения к командиру части. Вы ведь сами когда-нибудь будете командиром.
— Никогда не буду.
— Да, ведь вы студент… В этом все дело. Вы далеки от духа армии. Мне вы показались приличным человеком…
Андрей молча собирал дела и папки.
— Прошу вас, — сказал он, спрятав бумаги в стол.
Василиса Климентьевна сидела недвижно.
Андрей задул свечу.
— Вежливо. Дайте по крайней мере руку!
Андрей взял командиршу под руку, и старуха, всхлипнув в темноте, очень больно ущипнула его выше локтя.
IV. Колесо счастья
Торопов, разъяренный, стоял перед Андреем. Сжатые руки его чернели на поясе, как неживые. Выцветшие глаза и хриплый голос атрофированной от многолетнего пьянства гортани делали его гнев скорее смешным, чем страшным, но Андрей чувствовал, как в этом расхлябанном теле на минуту встает «аршин» — костяк старого кадровика.
— Вы, кажется, позволили себе быть непочтительным по отношению к моей жене? — прошипел он, разбрасывая фонтаны слюны и закинув при этом голову назад.