Тяжёлый рассвет
Шрифт:
По лесной дороге, чуть-чуть прихрамывая, идет Дзюба. За плечами у него два автомата. За ним, понурившись, идут Чапля и юнец...
Солнце пробивалось сквозь заросли, не умолкал разноголосый гомон птиц...
Вечер. На опушке леса Сушенцов пожимает руки чекистам группы Левады, одетой в форму бандитов. На фуражках трезубцы - эмблема ОУН.
Сушенцов обнял Леваду:
– Береги себя, Павло, идешь в пекло.
– Ладно, Илья! Как говорили на фронте, живы будем - не помрем!
Группа "Мирона"
Слышна стрельба из карабинов и автоматов. Над лесом вспорхнули осветительные ракеты.
Группа медленно скрывается в лесу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
На лесной поляне среди нескольких десятков бандитов, в центре, стоял бывший оуновец Высокий, который еще недавно вместе с Дубовым приставал к Галине. Лицо Высокого было в кровавых подтеках, висели лоскутья одежды. Рядом с ним - бывшие его "лесные братья", палачи. Неподалеку - виселица.
Клим Рогозный, сидя на стуле, вершил суд. Он немного рисовался, чувствуя свое превосходство над остальными.
– Ну, что, доигрался, предатель?
– Рогозный с ненавистью посмотрел на Высокого.
– Покайся перед смертью.
– Не в чем каяться.
– Объясни хлопцам, иуда, почему предал наше дело? Сладким речам большевиков поверил?
– Да, поверил! И жалею, что поздно!
– Отвечай, а не виляй, как собака хвостом. Почему к Советам подался?
– Я вольный, куда хочу - туда иду!
– А самостийна Украина?
– В Мюнхене ваша самостийна Украина!
– Закрой глотку!
– кричал Рогозный.
– На станок Смока его!
– Душегубы-ы-ы!
Эхом разнеслось последнее слово по лесу.
Подскочили подручные атамана, связала Высокому руки, заложили туго за колени, между ними протянули палку и в таком виде повесили на колья. Палачи примялись избивать палками по ступням и ягодицам. Высокий испытывал страшную боль, но не проронил ни слова.
Высокого поставили на табуретку. Он поднял голову и увидел петлю, и за нею на голубом небе медленно плыли легкие облака.
– Опомнитесь, люди-и-и!
Рогозный махнул рукой, и палачи вышибли из-под него табуретку.
Рогоэный подошел к толпе бандитов.
– Семью - до третьего колена!
– Он блеснул недобрыми глазами на Гука.
– От хутора оставить пепел!
– Добре!
– Тот вытянулся услужливо.
– Будет исполнено.
Группа "Мирона" пробиралась сквозь редколесье, Далеко за кустами виднелся большой луг, кошара, поодаль паслись овцы. У костра в национальной одежде сгрудились пастухи. Они выглядели издали маленькими, игрушечными.
– Хм!
– Тур остановился.
– Встреча с ними ничего хорошего не сулит.
– Тогда пошли в обход, - сказал Мирон.
– Придется.
Они повернули вправо и скрылись в низине.
Улица города, где расположен штаб пограничного
Вместе с Гришуткой, в окружении девчонок и мальчишек, шла Зося по тротуару.
Многие дети были худые, лохматые, почти все босые, кое-кто в старых башмаках, в самодельных сандалиях.
– У тебя папа есть?
– спрашивала Зося.
– Нэ мае.
– А у тебя?
Девчонка покрутила головой.
Подъехал "газик", остановился. Из машины вышел Сушенцов. К нему подбежал Гришутка.
– Откуда явился?
– спросил он.
– С границы! А во-вторых, тебя что, не учили здороваться?
– Ой, здравствуй!
– Гришутка демонстративно подал руку.
– Вот так и надо, - оказал Сушенцов назидательно. Дети с завистью глядели, как майор поднял на руки малыша, потрепал его за вихор...
– Ну, беги!..
– Видали, герой!
– сказал кто-то в толпе.
– И звезда настоящая?
Дети загалдели и побежали.
– Вы что же разгулялись?
– сказал Сушенцов, подходя к Зосе.
– Приехал домой, а вас и след простыл?
– А нам что?
– Зося подала руку.
– Целыми днями бездельничаем.
– Ладно, на этот раз прощаю, - улыбнулся Сушенцов.
– Весело с сорванцами, - сказала Зося.
– Какие они все забавные... Жаль только до слез: безотцовщина.
– Да!.. Война...
– сказал Сушенцов.
– Сколько горя, сколько бед.
– А вы обедали?
– повернула разговор Зося.
– Небось некогда, все мотаетесь по своей границе?
– Спасибо! Только что из столовой.
– А выходных вам не положено?
– Разве теперь до отдыха?
– Я скоро уеду. Как же будет с Гришуткой?
– Пока вы здесь, хочу все дела уладить, - сказал Сушенцов, улыбаясь. Водитель, ждите у штаба, - приказал он.
– Через час едем на заставу.
Машина тронулась с места.
Сушенцов и Зося некоторое время шли молча.
– Зосенька, присядем?
– предложил Сушенцов.
Они уселись в небольшом сквере на скамейку.
– Вот увидел детей, - мялся Сушенцов.
– Простите меня, Зосенька, давно хотел спросить... от чьих рук погибли наши?
– Тяжело об этом говорить, Илья Петрович!
– Я понимаю... И мне нелегко слушать.
– Я уверена, их погубил Деркун. Был тяжело ранен. Все думали, ему конец. Но фашисты выходили. Часто приходил... Вынюхивал. Однажды утром каратели окружили сарай, расстреляли всех и сожгли. Гришутка был маленький такой... Ночи холодные, я его взяла к себе... Спаслись от карателей, помогли люди, - продолжала Зося, вытирая слезы.
– А вы не знаете, где может быть Деркун?
– Нет, не знаю! За ним охотились партизаны. Но так и не нашли. Те, кто остался жив, говорят, что Деркун в сорок втором куда-то исчез. И после войны ни слуху ни духу.