Тяжелый свет Куртейна. Зеленый. Том 1
Шрифт:
Дел было переделано даже несколько больше, чем требовалось – теперь хочешь, не хочешь, а придется завтра дома хорошенько побегать, чтобы выгодно сбыть товар. А времени всего половина третьего. У Нинки сегодня, как назло, какая-то бесконечная прорва лекций, еще долго придется без нее гулять. Жалко, конечно, что она так много работает; с другой стороны, какое же счастье, что ей есть чем заняться, кроме как целыми днями ждать меня у окошка. И не ерундой, а хорошим, любимым делом. Янине нравится преподавать, – думал он и улыбался так, словно Нинка уже была рядом. Удивительная все-таки штука эта любовь, доставшаяся ему, можно сказать, по наследству от бухгалтера Эдгара, как деньги и связи от Блетти Блиса. Спасибо обоим,
Зачем-то спустился к реке Нерис, прошелся по набережной. Скорее всего, просто потому, что до сих пор ни разу здесь не гулял, а разнообразие – великая вещь. Где бы мы все были без возможности иногда делать что-то впервые в жизни. Пусть даже такой пустяк, как прогулка по пешеходной набережной реки.
Сел на лавку, достал сигареты, прихваченную из дома серебристую пачку «Dark Bark»; смешно сказать, но от местных его до сих пор тошнило с той ночи, когда, почти обезумев от ужаса, не понимая, что делает, шел на синий свет Маяка. Закурил, щурясь от удовольствия и одновременно нетерпеливо притоптывая ногой. Если очень долго сидеть на берегу реки, мимо проплывет труп убитого времени. И настанет момент, когда можно будет идти встречать Нинку. И куда-нибудь поужинать отвести.
Эдо
Если хочешь кого-нибудь как бы случайно встретить, просто ходи по городу и хоти, рано или поздно получится. Это правило здесь у нас отлично работает, и еще ни разу не подводило. Вопрос только в том, как долго придется гулять, но Эдо все равно был совершенно свободен. У него здесь часто выдавались свободные дни. Даже несколько чаще, чем требуется человеку, которому наедине с собой, скажем так, довольно непросто. Хотя все равно хорошо.
Была бы возможность переиграть – такой возможности никогда не бывает, но все любят о ней теоретически рассуждать – так вот, была бы такая возможность, долго бы, наверное, мучился, прикидывал, мечтал о том, как могло бы сложиться, повернись все иначе, но заранее ясно, что в конце концов отказался бы. Оставил бы все как есть. Не отменять же нынешнего себя. Потому что человек, что бы он сам о себе ни думал, это пережитый им опыт. Сумма изменившего меня опыта – это и есть я, а все остальное – ну, просто удобная упаковка. Чтобы опыт не расплескать, – думал Эдо, спускаясь к реке Нерис, не по какой-то надобности, а просто разнообразия ради. Часто пересекал ее по мостам, любил это дело, в смысле, мосты, мог подолгу стоять у перил, особенно в ледоход, после того, как зимой, в январе его научили смотреть на плывущие по течению льдины, представляя их неподвижными, тогда мост вздрогнет и поплывет, то есть просто покажется, будто он плывет, но так достоверно, что голова начинает кружиться, и нужно очень крепко держаться за перила, чтобы устоять на ногах.
Без ледохода такое тоже можно устроить, но это гораздо труднее, очень долго надо стоять и смотреть, мысленно останавливая не льдины, а волны, поди их останови, но он в конце концов научился, и с тех пор мосты притягивали его, как магнит. А вот по набережной он очень редко гулял, и почему бы вот прямо сейчас не исправить это досадное упущение, – думал Эдо, пока спускался к реке, рассеянно глядя по сторонам. Скоро наступит октябрь, и тут станет невыносимо красиво, хоть каждый день от невозможности вместить в себя всю эту красоту умирай, по крайней мере, так все говорят, дразнятся, обещают, сам-то он осень в этих краях до сих пор не видел. Ну то есть видел, конечно, когда-то. Просто не вспомнил пока.
Весь день думал о давешнем происшествии возле бара. Вчера было не до того: полдня отсыпался, потом бродил по дому сомнамбулой с ощутимо поролоновой головой, окончательно распроснулся только под вечер, но тут между ним и желанием понять, что там на самом деле случилось, встала скопившаяся работа, которая, как известно, не волк, но только в том смысле, что добровольно в лес не сбежит, зато наброситься может буквально в любую минуту. И хорошо, что так.
В общем, вчера ему было не до бара с желтыми фонарями и исчезнувшего мужика, зато сегодня можно вволю мучиться над разгадкой – куча свободного времени и ясная голова. Он даже специально сходил на улицу Басанавичюса посмотреть на тот бар. Бар как бар, самый обыкновенный, вывеска «Amy Winehouse», закрыт, откроется только в четыре пополудни, и, кстати, у входа никаких желтых фонариков; впрочем, это как раз понятно – спасибо, боже, наконец мне хоть что-то понятно! – если они не вмонтированы в стену, а просто развешены, наверняка их снимают перед закрытием и уносят в помещение, чтобы вороватые деклассированные элементы не искушать.
Ладно, бар он увидел, и не то чтобы это хоть что-нибудь прояснило. Для прояснения, как ни крути, хорошо бы встретить того мужика и расспросить, что с ним случилось; звучит, как заведомо нерешаемая задача, однако Эдо твердо усвоил правило: если хочешь кого-нибудь случайно встретить, просто ходи по городу и хоти. Но только как следует, страстно, всем сердцем хоти! «Страстно, всем сердцем» тоже звучит не особо обнадеживающе, но он всегда умел себя накрутить, выдать желаемое за очень желаемое, за настолько желаемое, что без него не прожить. Вот остановиться, сказать себе: «хватит», вспомнить, что на самом деле не очень-то надо, остыть гораздо труднее, поэтому если уж начал хотеть, хоти до победного конца.
У него уже столько раз получалось как бы случайно встретить в городе тех, кого захотел, что сейчас почти не сомневался в успехе. Только слегка опасался, что если тот мужик, топтавшийся возле бара, все-таки был призраком, может получиться неловко: он уже давным-давно здесь, вьется над головой, подает какие-нибудь сигналы, а я его не вижу, не слышу и даже толком не верю в него, – думал Эдо, до сих пор ни разу не встречавший призраков на Другой Стороне. Чего только в последнее время здесь ни навидался, но призраков – все-таки нет. Чего не было, того не было. С другой стороны, это только к лучшему. Не надо нам тут никаких призраков, мертвым не стоит крутиться рядом с живыми, ничего хорошего из этого не получается, если верить моим же собственным – пока еще, к сожалению, не воспоминаниям, а найденным дома записям о четырех, даже страшно подумать, насколько давних путешествиях в Элливаль.
Теперь, задним числом, он страшно жалел, что не вел дневники постоянно, очень бы пригодились. Но ладно, хотя бы в поездках что-то записывал, всякий раз специально покупая для этого новую тетрадь.
«Мертвецы Элливаля живут, как волшебные феи из старинных легенд, а все равно не сказать, что довольны своей судьбой. А здесь, на Другой Стороне, быть призраком, наверное, вообще полная жопа, – думал Эдо, пока шел вдоль реки. – Живым еще туда-сюда, местами вполне неплохо, но стать здесь призраком лично я бы ни за что не хотел».
В общем, в призраков Эдо не особенно верил – для их же блага. Зато верил в силу своих желаний и совершенно не удивился, когда увидел мужчину, одиноко сидящего на лавке. Узнал его прежде, чем на самом деле узнал; то есть в лицо, пожалуй, и вблизи не узнал бы, видел же только силуэт в темноте. Но сразу понял, что перед ним не местный, а человек с Этой Стороны. Специально распознавать своих он никогда не учился, да и нечему тут учиться, это просто невозможно не чувствовать, как невозможно не чувствовать резкий запах, если у тебя не заложен нос.
Словом, он понял, что перед ним путешественник с Этой Стороны, и одновременно вспомнил, что позавчера ночью на улице этого ощущения не было – интересно, почему? То есть получается, откуда-то точно знал, что это тот же самый чувак. Если говорить, или даже думать об этом линейно, словами, получается очень странно, это Эдо и сам осознавал. Но в последнее время в его жизни вообще все было странно, так что проще считать странность происходящего нормой. Вот такая новая норма теперь у нас.
Подошел, сел рядом. Незнакомец совершенно не удивился. Приветливо улыбнулся и сказал: