Тяжесть короны
Шрифт:
Если до этого момента в рассказе я была уверена в том, что упрямство Ромэр унаследовал от отца, то теперь знала, — постарались оба родителя. Покойный князь Аквиль три недели пытался заставить дочь следовать традиции. Безуспешно. Мэри на свидание не пришла и после того, как отец, рискуя начать небольшую войну между княжествами, выдворил из города Рене. Она не пошла на свидание с женихом, когда отец пригрозил отречься от дочери. Не уступила просьбам матери и увещеваниям брата.
Через три недели жених понял, что «нет» невесты было ее окончательным решением, что увеличением
— И что он подарил ей? — я уже знала, что подарки, которые делают друг другу жених и невеста, особенные. Не всегда дорогие и парные, но все же в чем-то уникальные.
— Самую ценную для него вещь, — улыбнулась адали. — Кольцо матери.
— А она ему?
— Вышивку. Очень красивую. На темно-синем фоне серебряными нитями изображение лунного оленя. Думаю, ты когда-нибудь увидишь ее. Я ведь точно знаю, что во время первой войны Рене ее спрятал. Ромэр во время второй войны вещи в замок не возвращал. Будем надеяться, она пережила грот.
— Грот? — в любом другом случае я держала бы в узде любопытство, но разговор получился очень доверительным. И я не сомневалась в том, что Летта ответит.
— Да, под замком Тарлан есть ходы. Один из них ведет в подземный грот. Там спрятаны все ценные вещи. Чтобы «Вороны» не растащили. Им досталось, по сути, только здание.
Я не знала, как отвечать на такие слова, но Летта продолжила.
— Рене всегда был предусмотрительным и не склонным верить в иллюзии. В этом они с Клодом очень похожи, потому и ладили так хорошо. Конечно, мужу не все удалось спасти, но за фамильные драгоценности и любимую тиару с изумрудами я могу быть спокойна.
Я восхищалась Леттой. Не каждому под силу с таким достоинством и даже долей юмора выдерживать подобную жизнь. Бывшая княгиня, притворяющаяся обыкновенной мещанкой, вынужденная сама вести хозяйство… Ромэр говорил, что в первую войну на дворян Арданга охотились люди Стратега. Каково гордой Летте было тогда?
— Я очень хочу, чтобы в этот раз все получилось, — сказала прежде, чем сообразила, что говорю. Адали улыбнулась. Грустно и тепло, словно мы действительно были родственницами, словно женщина и на секунду не усомнилась в моей искренности.
— Я тоже…
К полудню пришла Дайри. Мы недолго позанимались ардангским, помогли Летте готовить еду. Когда мясное рагу поставили томиться в печь, а суп был уже готов, вернулся Ромэр.
Считая, что Дайри невольно перенесла свои воспоминания об отце на любимого дядю, я ошиблась. Увидев племянницу, Ромэр сразу изменился. Непроницаемое спокойствие исчезло, сменившись искренней радостью. Встав на колено, арданг обнял девочку, что-то сбивчиво радостно щебечущую. Я, замерев в дверях кухни, наблюдала за Ромэром, украдкой любовалась им. Веселая улыбка, теплый взгляд, — и черты лица арданга изменились, стали мягче. Он расспрашивал Дайри о ее делах, о том, как она справляется с ролью учительницы. Внимательно слушал ответы и, казалось, ни разу за полчаса разговора не вспомнил о своих заботах.
Летта засуетилась, усадив племянника за стол, велела Дайри убрать в сторону тетради и учебник. Девочка была слишком увлечена дядей и не спешила слушаться. Я взяла тетрадки и положила их вместе с карандашами на подоконник. Книгу мне передал Ромэр. Отвечая на какой-то вопрос девочки, он посмотрел мне в глаза, — сердце, и до того трепещущее, как у пичужки, заколотилось еще сильней. Ромэр подмигнул мне и отвернулся, целиком окунувшись в разговор с Дайри, растворившись в нем и до самого ухода больше не обращая на меня внимания. Он любил Дайри, и это чувствовалось в каждом жесте, в каждом взгляде. А я, влюбленная дурочка, радовалась тому, что мне случайно досталась частичка его тепла и нежности.
К тому моменту, как Ромэр закончил обедать, я поняла, что ревную его. Ревную к Летте, ведь ей можно было обнимать Ромэра. Ревную к Дайри, при ней Ромэре забывал обо всем, отвлекался от проблем. Когда он общался с ней, в его голосе слышалась нежность. А при мне он становился замкнутым и отстраненным. Приходилось все время повторять себе, что ревновать к десятилетнему ребенку просто глупо. Но уговоры результатов не дали. А когда Ромэр поцеловал Дайри на прощание в лоб, к ревности добавилась и зависть. Закрыв за племянником дверь, адали погладила меня по плечу и предложила:
— Давайте, девочки, приготовим что-нибудь сладкое.
Мы готовили снощи. Летта пела, Дайри подпевала, а я старалась совладать с собой и не показывать, как мне плохо. Хотя не покидало ощущение, что ни от адали, ни от девочки утаить свое состояние не получится. Никогда бы не подумала, что равнодушие может так сильно ранить.
Вечером после ужина Ромэр завел с Клодом разговор о моем возможном регентстве. Оларди одобрил эту идею и пообещал в скором времени раздобыть свежие сведения о состоянии дел в Ольфенбахе.
— Конечно, я смотрю со своего холма, а тебе мои слова могут показаться жестокими, — извиняющимся тоном сказал Клод. — Но я должен это сказать, чтобы ты не сомневалась в серьезности намерений, не боялась пустых обещаний. Арданг заинтересован в смене регента при Брэме, как никакая другая страна. Нам нужен у трона Шаролеза кто-то, пусть не продвигающий выгодные для нас законы, но способный мыслить человечно и судить справедливо. Арданга устроили бы двое: ты и маркиз Леску. У тебя, как у родственницы короля, больше шансов стать регентом. Разумеется, мы тебя поддержим.
Ничего неожиданного Клод не сказал. Маркиз возглавлял мой список возможных соратников и советников. Откровенно говоря, считала, что с обязанностями регента пожилой политик справился бы успешней, чем я. Как показали беседы с Ромэром, мне не хватало особого политического мышления. Я часто рассуждала и действовала как одиночка, вместо того, чтобы искать союзников. Единственный раз, когда прибегла к чужой помощи, передала дела приюта в руки баронессы. Оставалось надеяться, что со временем научусь так разбираться в политических течениях, как Ромэр, Клод и другие достойные политики. В настоящее время я могла лишь опираться на советы тех, кто заслуживал доверия.