Тяжесть короны
Шрифт:
Ласс пришел в себя, нетвердой походкой вернулся к Альберу.
— Какого демона мы это сделали? Зачем я тебя послушал? — пробормотал он, тяжело опускаясь на траву рядом со своим мечом.
— Хочешь стать следующим? — презрительно скривившись, подонок окинул подельника оценивающим взглядом. — Это можно устроить.
Ласс мотнул головой и промолчал. Мне казалось, что негодяя снова вырвет. Судя по неприязни, отразившейся на бледном высокомерном лице Саймона, он был того же мнения.
— Поехали, — скомандовал барончик через пару минут.
Ласс с трудом поднялся, вытер меч о траву, дрожащей рукой вложил его в ножны и подошел к своему коню. С нервничающим
— Держитесь! — услышала я за спиной истошный крик Ласса. — Вашего коня несет! Держитесь!
Но конь мчался в правильном направлении, поэтому ни переживать из-за потери контроля над животным, ни пытаться остановить коня я не стала. Слезы, которые не видели мои навязанные судьбой подлецы-спутники, мгновенно высыхали от ветра. Я, вцепившись в поводья и луку седла, прижималась к шее коня, насколько это было возможно. И молила, молила Секелая о возмездии для подонков. Все остальное меня мало трогало.
30
До столицы добрались поздно вечером, после захода солнца. Но в Ольфенбах не заехали, остановились в небольшой деревушке, в паре верст от городской стены. Здесь, в пустом темном домишке, скрытом от глаз густыми высокими кустами, нужно было ждать появления Дор-Марвэна. Саймон, сообразивший, что после всего случившегося я действительно убью себя, но не позволю ему и пальцем меня коснуться, сам отправился за отчимом.
Создалось ощущение, что дом в предместье предназначался для «Ястребов», сопровождавших людей, которым нельзя было дать и шанса на побег. Ласс по указанию Альбера запер меня в комнате без окон. Единственным предметом мебели там была старая кровать с соломенным матрасом, на которую я и села. Этот дом остался в памяти промозглым склепом. Даже не знаю, что повлияло больше. Мой настрой, произошедшее там или неприятный гнетущий полумрак в комнате, освещаемой лишь отсветами лампы, виднеющейся через прорезанное в толстой дубовой двери узкое окошечко.
Я молчала. Если раньше могла надеяться, что в отсутствии Саймона смогу уговорить Ласса помочь мне, то теперь, став свидетельницей убийства, считала разговоры бессмысленными. Подлец, однако, жаждал общения, словно надеялся облегчить свою совесть рассказами о том, что не хотел убивать Франа. Я велела этому слизняку замолчать. Он послушался…
Не знаю, сколько времени прошло в ожидании. По ощущениям около трех часов.
Утруждать себя условным стуком Стратег не стал. Просто вломился в дом. Я думала, что он, осознавая себя победителем и хозяином положения, неторопливо, с ленцой подойдет к двери в мою комнату, заглянет без особого любопытства в окошечко. По крайне мере весь мой предыдущий опыт общения с этим человеком предсказывал такое поведение отчима. Поэтому его поспешность, нетерпеливость, то, как он бегом преодолел небольшое расстояние от входа до комнаты, как порывисто прильнул к окошку в двери, меня поразило. А слова «Господи, спасибо, что она цела», полные неподдельного облегчения, будто он действительно переживал за меня, не понимая истинной причины моего исчезновения, на время лишили дара речи. Судя по шорохам за дверью, отчим сел на длинную лавку у стола в первой комнате.
— Где вы ее нашли? — спросил Нурканни. Этот хриплый голос я не могла спутать. Да и не предполагала, что Дор-Марвэн отправится на такое важное свидание без поддержки колдуна.
— Недалеко от границы с Лиандой, на Западном Тракте, — ответил Саймон. Судя по всему, он очень волновался.
— Что делала?
— Возвращалась в Ольфенбах, — в голосе подонка отчетливо слышались подобострастные нотки.
— Сопровождающие? — холодно уточнил отчим.
— Два воина и священник.
— Где они? — тем же тоном спросил регент.
— Одного убили, двоих ранили, — после секундного замешательства сказал Саймон. Кажется, он только в тот момент осознал всю прелесть своей ошибки.
— Где выжившие? — устало, словно привык общаться с недоумками и в этом случае не ожидал иного, уточнил отчим.
— Остались на том постоялом дворе… — предчувствуя бурю, пробормотал заметно стушевавшийся Саймон.
— Что они рассказали на допросе? — задал очередной наводящий вопрос Стратег, все еще надеясь получить интересующие его сведения.
Альбер промолчал.
— Кажется, я задал вопрос, — вздохнул отчим. А потому, как он прокашлялся перед тем, как заговорить, я поняла, терпение Стратега стремительно таяло. Он уже догадывался, что вызвало паузу в беседе.
— Мы их не допрашивали, — признался Саймон.
— Почему? — совершенно ровным, даже безразличным тоном полюбопытствовал Стратег.
— Хотели как можно скорей доставить Ее Высочество к Вам, — нашелся, наконец, Альбер. Ласс благоразумно в разговор не вмешивался.
— Не вижу связи, — не изменив тона, заявил Дор-Марвэн.
Саймон попробовал оправдать так радовавшую меня глупость:
— Мы бы потеряли много времени, занимаясь теми людьми.
— И узнали бы много интересного, — вздохнул, устав от разговора с полудурком, отчим. Но продолжил совершенно спокойно, словно не придал безмозглости барончика никакого значения: — Не стоит переживать о пролитом молоке. Тем более у меня есть другие вопросы. «Ястребы» всегда летают тройками. Где ваш третий?
— Убит. На том постоялом дворе.
Да, Саймон так и не понял, с кем имеет дело. И не научился достоверно врать. Разумеется, ни отчим, ни колдун ему не поверили и пожелали узнать подробности. Чтобы смутить подлеца и заставить его заикаться на каждой фразе, мучительно подыскивая правильные слова, этим закадычным друзьям даже не потребовалось говорить. Я слышала, как презрительно хмыкнул Нурканни, представила, как отчим насмешливо усмехается, вопросительно изгибая левую бровь.
Альбер сбивчиво рассказывал, как подожгли постоялый двор, как увезли меня. Как быстро, нигде не задерживаясь, добрались до Ольфенбаха. Но все понимали, что это лишь попытки оттянуть время, не рассказывать, как погиб Фран. Отчим не перебивал, колдун, всегда предпочитавший экономить слова, и в этот раз ожидаемо молчал. Повторной слабой попытке обвинить ардангов в смерти Франа ни Стратег, ни его друг не поверили, поэтому Саймон не настаивал, придумав на ходу другую легенду. Когда он попробовал обвинить Франа в том, что сыщик пытался обесчестить меня, отчим процедил: