Тяжесть венца
Шрифт:
– По христианскому закону – да. А как быть, если попран jure hymano? [49] Вспомните, ваше величество, разве Изабелла Французская не свергла с престола своего супруга короля Эдуарда? [50]
– Чушь! Что за нелепый пример! Известно, что эта француженка была не только дурой, но и одержимой бесом. Вы же англичанка до мозга костей и не настолько безумны, чтобы не понять, что цепи, сковывающие нас, нерушимы. С этим вам придется смириться, ибо у вас нет иного пути.
49
Человеческий
50
Изабелла Французская (1292–1358) – королева Англии, супруга Эдуарда II Плантагенета. Возглавила вместе с Роджером Мортимером мятеж против своего супруга, окончившийся свержением и убийством короля.
– Да, я англичанка. И в этом мое огромное преимущество. Во мне течет кровь самого благородного рода этой страны. Вы это понимали, когда женились на мне. Что вы скажете, Дик, если я наконец-то воспользуюсь своим именем и выступлю против вас? Ваш трон слишком шаток, чтобы с первых же дней повести войну против собственной королевы.
Ричард напрягся:
– Если вы выступите против меня, если вы открыто назовете себя моим врагом, то, клянусь раем и адом, я сделаю так, что сам Господь отвернется от вас.
– Небо не оставит меня, если я сама не изменю себе! Король Ричард, вам удалось однажды взять меня обманом, но силой вам меня не одолеть. Да, я женщина и по природе своей слаба, но мне довольно одной ненависти. И вы знаете, что ничего не сможете со мною сделать – ни заточить, ни объявить безумной, ни повернуть дело так, чтобы у меня закружилась голова и я выпала бы из окна замка. Король Ричард, слишком много сейчас на вас пятен, чтобы вы не опасались возмутить англичан еще одним преступлением, где жертвой стала бы не только женщина, но и миропомазанная особа. Уже завтра, когда прояснятся отуманенные вином головы, многие задумаются, что вы за государь. И новая кровь отнюдь не придаст блеска вашему венцу. Вам придется, Ричард, терпеть меня рядом, я же объявляю вам войну. Вы знаете, сколько у меня преданных друзей среди ваших пэров, при дворе и на Севере. Даже и не надейтесь, что Пограничье – ваш оплот – останется верным вам, когда узнает, что их горбатый Дик ради жалкой корысти сдает шотландцам крепости на границе. Вам не удастся сохранить тайну падения Нейуорта. Весело же тогда станет в Йорке, где само слово «шотландец» считается худшим из ругательств. А гибель Кларенса, утопленного по вашему распоряжению в бочке с вином? А убийство невесты Генри Тюдора? А ваши подозрительные шашни с лекарем перед смертью короля Эдуарда? О, конечно, найдутся и такие, кто не содрогнется от всех этих злодеяний, но сколько рыцарей, лордов и простолюдинов задумаются над тем, стоит ли приносить присягу вам, если у них есть законный государь, прямой наследник покойного короля, при котором Англия познала столь долгие годы благоденствия.
Ей с трудом удавалось говорить ровно. Ногти ее впились в ладони, слова она произносила сквозь судорожно сцепленные зубы, моля Господа лишь о том, чтобы Он дал ей сил сдержать себя, ибо иное было бы поражением. И она оставалась стоять с гордо вскинутой головой, дрожа от ненависти и презрения. Ричард видел ее бледное лицо, горящие глаза, огненно-красное платье в сумраке покоя. Она была подобна пламенному ангелу мщения. И он бросился на нее первым.
– Ты ничего не сделаешь, сука!
Их лица оказались совсем рядом. Ноздри Ричарда раздувались, черты были искажены судорогой.
– Вы взбаламутили осадок, Дик. Пейте же теперь!
Он оставил ее, отошел к окну, невидяще глядя в решетчатый переплет окна. И внезапно фыркнул и засмеялся. Захохотал – безумно и злорадно. Медленно обернулся, глядя на нее через более низкое плечо.
– Великолепно сыграно, Анна! Однако вы забываете, что у меня есть надежное противоядие.
Он взял со стола зажженный канделябр. Откинув гобелен, открыл небольшую дверцу в стене.
– Идемте, – сказал он совершенно спокойно.
Что-то в этом хладнокровии напугало Анну. Она на мгновение растерялась. И когда Ричард взял ее под руку, почти не сопротивляясь, дала увлечь себя в полутемный проход. Ричард шел впереди, светя ей канделябром. Узкая лестница стала круто спускаться вниз.
– Ну же, ваше величество, неужели вы настолько напуганы, что опасаетесь даже небольшой прогулки в обществе короля Англии?
Он продолжал спускаться, и Анна, решив, что вряд ли Ричард рискнет в день коронации разделаться с ней, осторожно последовала за ним.
Он поджидал ее в небольшой каменной клетушке. Подал ей руку и, когда Анна отказалась, лишь пожал плечами и поставил подсвечник на выступ стены. Затем, словно задвижку в печи, открыл небольшое окошко. На лицо его упал луч света, и Анна увидела, что Ричард снова улыбается.
– Сюда, государыня, – поманил он ее, не отрывая взгляда от оконца. – Право же, на это стоит взглянуть.
Анна увидела круглую сводчатую комнату без окон. Свет в ней шел только от жарко полыхавшего очага, заслоняемого от Анны двумя силуэтами, в которых она с ужасом узнала Джона Дайтона и Майлса Фореста. В комнате, видимо, было жарко, и их торсы были обнажены. Дайтон и Форест резались в кости. Форест с хрустом жевал яблоко, а немного в стороне, облокотясь о стену, со скучающим видом стоял Роберт Рэтклиф в парадном одеянии из темного шелка. А подле него на ларе… Анна вцепилась в каменный подоконник, чтобы не упасть. Там была ее дочь.
Кэтрин, как и Рэтклиф, все еще была празднично одета. Ее блестящее розовое платье казалось цветком среди железного хлама. Ибо Анна не сомневалась, что эта комната – комната пыток. Ее девочка, видимо, находилась здесь давно – у нее было усталое, сонное личико, высокий, весь в воздушном муслине эннан начинал клониться, когда она задремывала. В руках у Кэтрин также было недоеденное яблоко.
Дайтон привстал, запихивая обратно кочергой выпавшее из огня полено. Кэтрин на мгновение очнулась. Откусила кусочек яблока и, повернувшись к Рэтклифу, протянула:
– Сэр Роберт, я устала! Сколько мы можем здесь сидеть? Здесь темно и противно, и я хочу спать.
Несмотря на то что она продолжала жевать, в голосе ее звучали властные нотки.
Рэтклиф повернулся к ней.
– Еще немного, ваше высочество. Скоро сюда придут их величества, они и решат, где вы будете сегодня ночевать.
Кэтрин сердито заболтала ногами, постукивая башмачками по ларю.
– Это ужасно, что меня заставляют ждать именно здесь. Я хочу спать!
Ричард притворил окошко и, вопросительно улыбаясь, посмотрел на королеву.
– Итак, любовь моя, мы отпустим это дитя или вы стремитесь к тому, чтобы ее окончательно лишили сна мои люди?
У Анны горло перехватил болезненный спазм. Дышала она с трудом, в ушах стоял гул.
– Вы не посмеете, – наконец выдавила она. – Вы объявили Кэтрин своей дочерью, и теперь она под вашей защитой!
Ричард чуть поморщился.
– Давайте все-таки не станем выяснять, что я посмею, а что – нет. Когда-то я сумел убедить брата-короля в необходимости шантажировать вашей жизнью самого Делателя Королей. И если бы вы не сбежали тогда с Майсгрейвом – поверьте, старый Медведь сам приполз бы к нашим ногам. Он ведь отлично понимал, что если не Нэд – да смилуется Господь над его грешной душой, – то уж я не премину исполнить свою угрозу. Поэтому не упрямьтесь, Анна. Уж если я не убоялся взять на душу такой грех, как внезапно усилившаяся лихорадка короля Эдуарда, то меньше всего меня будет беспокоить, если окажется, что моя незаконнорожденная дочь скончается после пира от желудочной хвори.