Тяжесть венца
Шрифт:
– Вы позволите, мой государь, пригласить на танец ее величество?
– Разумеется. Королева любит танцевать, я же единственный, кто не в состоянии доставить ей этого удовольствия.
Плавно лились звуки паваны, медленно и грациозно сходились и расходились в танце пары. Дамы были в самых замысловатых головных уборах – круглых, конусообразных, торчащих, как паруса, или отороченных мехом или валиками из парчи и искусственных цветов. Они важно ступали, придерживая огромные шлейфы, златотканые, шелковые, тяжелые от мехов, нашивок или галунов. Кавалеры – все с длинными локонами до плеч, в богатых камзолах, широких, узких, с подставными плечами,
– Не представляю, что мне делать, миледи, – говорил Генри Стаффорд. – Король подарил мне особняк Джона Мортона, и из-за этого теперь, когда всех выпустили и больше не имеет смысла держать в заточении одного епископа Илийского, мне приходится взять его на поруки.
Анна перестала улыбаться.
– Вся клубника Элай-Хауса не стоит того, чтобы иметь дело с интриганом вроде Мортона.
– Увы, о нем никто доброго слова не скажет, это так. Но Элай-Хаус меня обязывает. Ничего, я велю отослать коварного епископа в Уэльс, в свой замок Брэкнок.
Они разошлись, а когда вновь сблизились, Анна, посерьезнев, сказала:
– Этот человек опасен, как змея. А его красноречие подобно дурману. При мне он не раз уговаривал поступить по-своему двоих отнюдь не глупых людей. Остерегайтесь его, Генри. Он красноречив и непредсказуем.
– Мне нравится, когда вы называете меня по имени, моя королева.
Они двинулись, меняя партнеров, по кругу, а когда, обогнув зал, вновь встретились, Бэкингем сменил тему беседы.
– Я очарован вашей Кэтрин. И мне лестно, что девочка меня не забыла, хотя и строго-настрого запретила мне говорить кому-либо, где мы познакомились.
– Это приказ Ричарда.
– Что ж, весьма разумно. Одно скверно. Прежде она считала меня самым прекрасным рыцарем Англии, а сейчас убегает, едва завидев юного Уила Херберта.
Анна, улыбаясь, взглянула на другой конец зала, где, смеясь, кружили Уильям и ее дочь. Уильям, кажется, искренне был рад приезду своей маленькой подружки.
– Не всеми же сердцами вам владеть, Генри.
– Мне главное завладеть вашим.
– Вы его и так давно уже завоевали.
Потом Анна танцевала с Джоном Ховардом. Тому уже было под шестьдесят, но старый пират держался молодцом и ни разу не испортил ни одной фигуры в сложной карлате. При этом он выражал свое восхищение блеском коронационных празднеств Ричарда III. Никогда еще Вестминстер не видел ничего подобного, никогда еще здесь не присутствовало столько знати со всех концов королевства.
«И это тогда, когда казна похищена Вудвилями и Ричарду будет не так-то просто расплатиться за все это великолепие», – подумала королева, но вслух не произнесла ни слова.
Затем Анна танцевала с виконтом Ловеллом, и тот всячески уверял ее в своей безграничной преданности. За ним последовали Уильям Херберт, испанский посол граф де Сасьола, потом снова Бэкингем. Анне было всего двадцать восемь лет, она была еще молода, и ей нравилось веселиться. К тому же она не хотела оставаться наедине со смутными подозрениями, которые волновали ее, едва она позволяла себе задуматься. Тогда вся эта роскошь и блеск словно отступали, и она видела лишь хищный профиль супруга в роскошной горностаевой шляпе с вышитой бриллиантами вокруг тульи короной. Что кроется за его ложью?
Музыканты старались из последних сил, слуги зажгли гирлянды канделябров вдоль стен зала, звеня бубенцами, сновали шуты, со всех сторон слышался смех. Анна старалась отогнать недобрые предчувствия. Они еще успеют объясниться с Ричардом, но не сейчас. А пока – немного веселья, чтобы хоть ненадолго избавиться от леденящего холода, охватывающего душу.
Неожиданно она увидела стоящего в углу Стенли. У него было сонное лицо, и его невообразимой расцветки камзол был изрядно помят. Анна припомнила, что не видела его за столом во время банкета.
– Готова биться об заклад, что вы, сэр, где-то спали и только теперь пробудились.
Стенли провел рукой по щеке.
– Это так, ваше величество. Иначе бы я рухнул под стол прямо в начале пира.
Он попытался улыбнуться.
– Надеюсь, королева простит своего дряхлого дядюшку.
– Только если тот пригласит ее танцевать пиву.
– Право же, я не в настроении. Да и этот шутовской наряд не идет к моим сединам.
Но Анна уже вытащила его на середину зала. Ей хотелось растормошить его. Но в середине танца она уже жалела о своем порыве. Стенли явно был еще под хмельком и танцевал неуклюже. К тому же он явно был не в духе, роскошь пиршественного зала его раздражала.
– Когда я думаю о том, что законный король томится в Тауэре… Ему небось даже объедков с этого стола не отправят.
– Ричард сказал, что со временем принцев переведут к королеве в аббатство.
– Держи карман шире… Ох, прошу простить, ваше величество… Но у меня и в самом деле премерзкое расположение духа. И еще этот Дайтон все время на глаза попадается…
Анна удивленно заглянула в лицо Стенли.
– При чем здесь Дайтон? Я уже второй раз наталкиваюсь на вашу неприязнь к нему. По крайней мере, у него есть одно неоспоримое достоинство – в отличие от Ловелла и Рэтклифа, он никогда не докучает. Удивительно, что вы уделяете такое внимание столь неприметному человеку из моей свиты.
– Вот-вот, действительно. Неприметному. Он был неприметен и тогда, когда был камердинером юного герцога Глостера.
– Вы шутите, сэр Томас? Как мог этот мужлан быть камердинером при потомке Плантагенетов?
Стенли хмуро взглянул на нее. Сейчас, когда у него под глазами набрякли мешки, а седые волосы были в беспорядке, он выглядел старше своих лет, и в нем не осталось ни унции прежнего обаяния.
– Я не хотел этого говорить. Ну, да что там!.. Мне жаль, моя девочка, что горбун доверил охранять вас именно этому псу. Теперь он возвысил его, даже возвел в рыцарский сан, но при дворе все знают, что этот Дайтон – человек для тайных поручений особого свойства при Ричарде Глостере.
Королева неожиданно остановилась прямо посреди пиршественного зала. Следовавшая за нею пара застыла в растерянности. Анна даже не заметила этого.
– Верно ли то, что вы говорите?
Стенли как будто опомнился. Взял ее за кончики пальцев, вывел из цепи танцующих.
– Не слушайте меня, моя королева. Я мог и ошибиться.
Стенли повернулся и, пренебрегая учтивостью, вышел. Какой-то миг Анна оставалась стоять на месте, потом кинулась за ним.
В соседнем зале кучка дам и пажей окружала модного поэта, читавшего нараспев: