Тяжесть венца
Шрифт:
И она поведала герцогу, что давно знала о ненависти, которую Ричард питал к старшему брату. Начав говорить, она уже не могла остановиться, – и, помимо воли, рассказала о том, какую роль сыграл Ричард в гибели Филипа Майсгрейва, как спрятал ее здесь, в Вудстоке, распространяя слухи о том, что королеве необходимы для здоровья тишина и уединение, как шантажировал ее жизнью маленькой Кэтрин. Теперь по лицу королевы бежали слезы. Бэкингем бережно привлек ее к себе, но слов, чтобы успокоить ее, у него не было, он словно окаменел. Он был слишком поражен, и, когда Анна умолкла, в комнате было слышно лишь гудение огня да нервное всхлипывание королевы.
– Вы обрели ад уже здесь, на земле. Как я сожалею, что не знал об этом раньше! Господи, воистину, если ты хочешь покарать, то делаешь нас слепыми и бесчувственными. И вот я, вольно или невольно, стал соучастником грязного преступления и погубил свою
Он взял лицо королевы в ладони, заглянул в блестящие от слез глаза.
– И все же – salutis animam meam [52] . И я смогу отомстить за вас, моя королева! Теперь-то наверняка смогу.
– Что вы имеете в виду?
52
Душу свою я спас (лат.).
Он не успел ответить, ибо в дверь постучали. Анна торопливо отошла подальше от камина, чтобы не было видно ее слез. Бэкингем позволил войти. Роберт Рэтклиф покорно поклонился ему и окинул комнату подозрительным взглядом.
– Прошу прощения, но уже время вечерней трапезы. По случаю вашего прибытия, милорд, я велел накрывать в большом зале.
Генри Стаффорд заметил, что Рэтклиф все еще косится в сторону стоящей поодаль королевы. Он не должен заметить ее заплаканное лицо.
– В такую-то сырость? Сэр Рэтклиф, мне по душе этот маленький и теплый покой. Велите-ка подавать сюда. Я прибыл с неофициальным визитом и полагаю, что мы вполне можем отужинать здесь.
Однако Рэтклиф все-таки что-то заподозрил. Он следил за тем, как лакеи накрывали на стол, велел подбросить больше дров в камин, сам прислуживал королеве за столом, нарезал мясо и наливал вино.
Анна уже справилась с собой. Она сидела прямо, с надменным и строгим лицом. Герцог же, наоборот, казался оживленным, шутил и посмеивался. Анна завидовала его умению владеть собой. Он с аппетитом отведывал все блюда, хвалил повара замка и, как бы между прочим, сообщал королеве последние новости. Ее августейший супруг по-прежнему ведет переговоры с Элизабет Грэй, настаивая, чтобы она не компрометировала его своим поведением и покинула убежище, и уверяя, что ни ей, ни ее очаровательным дочерям ничего не угрожает. Однако эта леди чересчур упряма. Говорят, она даже пыталась совершить побег, переодевшись вместе с дочерьми в мужские одежды. Но Вестминстерское аббатство слишком хорошо охраняется, чтобы этот безрассудный план мог увенчаться успехом. Она не успела покинуть внутренний клуатр, как поджидавших ее людей схватили. Куда она намеревалась бежать? Во Францию, разумеется. Христианнейший лис Людовик XI наконец-то отдал Богу душу, а регентша Анна де Бож [53] не слишком торопится наладить отношения с Ричардом Английским, открыто объявляя его узурпатором. Хотя, возможно, что беглянки стремились в Бретань, где при дворе герцога Франциска находится Генрих Тюдор. Говорят, он просил у королевы руки ее старшей дочери принцессы Элизабет. Он все еще надеется, как и Эд Ланкастер, вернуться в Англию, и этот брак пришелся бы ему весьма кстати. Однако Франциск Бретонский в известной мере обескуражен этим предложением, ибо он-то надеялся, что если Тюдор и вознамерится бороться за корону, то не иначе как с тем, чтобы возвести на трон его дочь Анну Бретонскую. Герцог впал в гнев и даже хотел было заточить Тюдора в темницу, причем потребовал у короля Ричарда денег на его содержание. Его величество, конечно, с негодованием отверг эти нелепые притязания.
53
Анна де Бож (1462–1522) – старшая дочь Людовика XI. Правила во Франции при малолетнем брате Карле VIII.
Анна бросила пытливый взгляд на Бэкингема, и тот сделал ей незаметный знак, продолжая светскую болтовню. Он поведал, что старина Ральф Баннастер наконец-то женился на богатой вдове из Шропшира и уехал в ее поместье, и теперь ему недостает его верного оруженосца. Он сообщил последние новости о модах и о том, что Джон Ховард ныне возглавляет Королевский совет в Лондоне. Грозный же шотландский граф Ангус, с которым у юного Генри Стаффорда когда-то вышли трения, теперь носит нелепейшее прозвище – Кошачий Бубенчик. И все из-за того, что первым нанес удар всесильному фавориту Якова III Кохрейну. Есть у шотландцев какая-то сказочка, где мыши долго бегают от кота, пока одна из них, похрабрее, не решается подвесить коту бубенчик, чтобы слышать приближение хищника. И вот теперь грозный граф Ангус, великан с громоподобным голосом, стал Кошачьим Бубенчиком, и все из-за этого занесшегося каменщика. Генри Стаффорд говорил без умолку, так что Рэтклиф, избегавший суесловия, едва дождался, пока ужин закончится, и поспешил удалиться, оставив герцога наедине с королевой.
Однако едва за поверенным Ричарда закрылась дверь, как лицо Генри вмиг стало серьезным.
– А теперь я поведаю вам, Анна, почему я уверен, что смогу отомстить за вас. Я решил исправить свою ошибку и лишить Ричарда короны.
И, чуть наклонясь вперед, он поведал, как в один из дней он вернулся в Брэкнок в ужасном расположении духа и метался, не находя себе места. В это время ему передали, что Джон Мортон просит аудиенции. Анна была права, говоря, что заточение епископа Илийского не столь уж сурово. Ему позволялось охотиться в окрестностях и совершать пешие прогулки, порой даже в полном одиночестве. К тому же он добился благосклонности герцогини Бэкингем, и она нередко брала его с собой, отправляясь к мессе в отдаленные приходы.
– Признаюсь, вы были правы, говоря о необычайной силе убеждения, присущей епископу. Не прошло и двух часов, как он открыл мне глаза на мою ошибку, убедив, что я – аристократ столь же родовитый, как и Ричард, – выступил в роли мальчика на побегушках. Он был так последователен и всепонимающ, что я пал перед ним на колени и просил исповедовать и отпустить мне грехи. Мне просто необходимо было тогда открыть перед кем-либо душу. Засим он вдруг запер все двери и поведал, что не у меня одного открылись глаза и что есть в Англии немало честных сердец, готовых взяться за мечи и выступить против захватившего трон короля-убийцы.
Анна слушала, затаив дыхание. Оказывается, скрывающиеся от короля Вудвили все это время не дремали. Они возмутили против Ричарда множество графств – восстание готово вспыхнуть в Кенте, Эссексе, Сассексе, Хемпшире, Дорсете, Девоншире, Сомерсете и Уилтшире. Все это дело рук сына королевы маркиза Дорсета и его дяди епископа Солсберийского Лайонела. Поначалу они ратовали за возвращение трона законному наследнику Эдуарду V, но после гибели сыновей прежнего короля появился претендент на трон, тот самый Генри Тюдор, о коем он говорил за ужином. У него есть опора на континенте, ибо полубезумный Франциск Бретонский вновь впал в немочь, и в герцогстве всем распоряжается его казначей, некий Пьер Ландуа, который симпатизирует беглому Тюдору и готов обеспечить его кораблями и наемниками. И если вспыхнет мятеж внутри страны (а мать Генри Тюдора Маргарита Бофор, пока ее супруг Стенли находится подле короля, немало сделала, чтобы навербовать в южных графствах сторонников для сына), а Тюдор ударит с моря, то они смогут нанести сокрушительное поражение Ричарду. Тюдор в родстве с Ланкастерами, к тому же, если он женится на старшей дочери Эдуарда IV, то будет иметь право на корону и через жену. Все это Мортон поведал Генри Стаффорду, а затем устроил ему свидание с Дорсетом и епископом Лайонелом. Оба они убеждали его, Бэкингема, примкнуть к заговорщикам, говоря, что если Вудвили и не популярны у лондонцев, то одно имя Генри Стаффорда привлечет к ним массу сторонников. Когда же Бэкингем довел до их сведения, что отношения между Ричардом и королевой напряжены до крайности и король держит ее в Вудстокском замке в изоляции, так что не исключено, что они могут и ее привлечь на свою сторону, заговорщики пришли в полный восторг. Если к ним примкнет дочь легендарного Уорвика, они приобретут сторонников не только на Юге, но и на Севере Англии.
– И вот я здесь, – закончил свой рассказ герцог. Глаза его все еще сияли, он попытался еще что-то добавить, но осекся, заметив, что королева не глядит на него, задумчиво водя пальцем по цветным узорам на круглой столешнице.
Бэкингем был несколько сбит с толку, однако промолчал. И неожиданно тоже заметил, что думает совсем о другом. Наклон ее головы, плавный изгиб белоснежной шеи… Он был круглым дураком, говоря с ней только о политике. Она прекрасна по-прежнему, и это одна из причин, почему он готов рискнуть своим блестящим положением при короле Ричарде. Однако, когда она подняла голову и Генри увидел, каким холодом полны ее русалочьи глаза, он проглотил готовые сорваться с языка слова.
– Что же вы молчите, моя королева? Я скакал несколько дней без отдыха, загоняя Молнию, ради того чтобы узнать, что вы думаете об этом.
– То же, что и ранее. Вам не следует доверять епископу Илийскому.
– Как это понимать?
Она чуть пожала плечами.
– Начнем с того, что Мортон никогда не согласится на союз со мной. Он отлично понимает, что я его враг и не прощу ему участия в заговоре против Кларенса и моего отца.
Видимо, Стаффорд не считал это весомым аргументом. Он лишь хмыкнул и улыбнулся.