Тяжкий груз
Шрифт:
10. Вы не доверяете нам?
Основная разница между утопическим государством и антиутопическим заключается в том, что антиутопическое государство смотрит в будущее, а утопическое — в настоящее. Утопическое государство стремится к идеальной жизни здесь и сейчас, поэтому оно по определению невозможно. Антиутопическое же точно понимает, что для построения хотя бы чего-то приемлемого нужно взять молоток с долотом, и отсекать от огромного бесформенного булыжника по крупинке, пока он не начнет обретать желаемые очертания. Это долгая, кропотливая и неблагодарная работа, особенно если камень тверд, громоздок и может дать сдачи, но Объединенное созвездие обладало достаточно сильным административным аппаратом, чтобы не развалиться под весом своих амбиций. Далеко не все решения правительства были популярны у народа, и самый яркий пример произошел за сотню лет до рождения Ильи Селицкого, когда человечество угодило в самую опасную биологическую ловушку цивилизованного мира. Поскольку принцип естественного отбора давно перестал работать, и слабых людей ничто не
Распространение акта генетического обезвреживания по всему созвездию стало отдельной темой для множества художественных произведений. Колонии считались федеральными субъектами, но на деле это были едва ли не отдельные государства, и навязать им волю без риска спровоцировать восстание можно было лишь при помощи… правильно, военных. Расстановка военных сил совершалась таким образом, чтобы местные органы управления легко подавили любой бунт, но не смогли ничего сделать против военной мощи Солнечной системы, если вдруг захотят восстать сами. Любое восстание было обречено, но это не значит, что никто не пытался. Когда федеральные субъекты разделены между собой световыми годами, очень сложно подсчитать, сколько именно людей пало жертвами политических репрессий, но когда историки за кружечкой пива называли восьмизначные числа, лоялисты любили цинично отвечать «Зато теперь они точно обезврежены». Обычных людей, которые подержали акт обезвреживания, было все же несоизмеримо больше, чем недовольных. И правда, кому хочется иметь больного ребенка по вине супруга или супруги? Практически никому.
Последующие сто лет прошли непросто. Акт представлял из себя опасный прецедент, в котором государство практически безнаказанно массово искалечило собственных граждан, и это порождало немало споров, но когда с момента начала действия акта сменилось три поколения, статистика показала, что акт работает, и средний уровень физического здоровья и интеллекта действительно повысился. Сложно сказать, что было ужаснее. Может быть сам факт того, что множество людей просто лишили права на размножение. Или то, что это в итоге стало оправданным. А может быть то, что со временем одобрение этого акта лишь крепло, и люди стали относиться к этой генетической лотерее так же спокойно, как и к факту того, что рано или поздно любимый щенок повзрослеет, постареет и, в конце концов, поставит своего хозяина перед мучительным выбором. Но всегда есть недовольные, и Илья Селицкий ничуть не скрывал, что он был одним из них. Он не одобрял методов Объединенного созвездия, и не стеснялся периодически упоминать о том, что их методы управления порой слишком бездушны. Казалось, что его коллеги так же не питают любви к действующему правительству, просто не так громко, но другого правительства попросту не было. Вся вселенная была поделена между Объединенным созвездием и зоной, в которой еще не ступала нога человека. Возможно, именно это и стало причиной, по которой они пошли в дальнобойщики. Ни в одной другой профессии нельзя выполнять правительственные заказы с ощущением, что никакого правительства и нет, а есть лишь бесконечная пустота на световые года вокруг, и сладкая иллюзия независимости.
Вильме было плевать на Объединенное созвездие. Для нее это была лишь скрывающаяся за звучными словами абстракция, которая где-то там что-то делала, и с которой каким-то образом была связана ее работа. Она не решалась судить незнакомых ей людей, поскольку и сама
Когда пришло время размораживать спасенный экипаж, она забыла про эту книгу и так и не вспоминала про нее до тех пор, пока случайно не наткнулась на нее во время своего бесцельного брода по кораблю, переживая потрясение в спутанных мыслях. Ей хотелось одновременно спать и отвлечься на какую-нибудь работу, но работы для нее не нашлось, а сон не приходил. Перед глазами настырно маячили картинки с бледным безжизненным мужским лицом, руки до сих пор нервозно подрагивали, а на губах явственно ощущался вкус криостазового геля даже после зубной пасты. Лишь одна мысль четко пульсировала в ее голове — почему ее сослуживцы ведут себя так спокойно? Как они могут после такого работать, разговаривать и вообще уверенно стоять на ногах? Ее ноги сдались быстро, и она упала на свою спальную полку, открыв похищенное техническое руководство. Настроения для чтения у нее так же не было, но она надеялось, что это хотя бы заставит ее заснуть. И правда, более скучного чтива придумать было нельзя. Когда-то давно она едва ли не заучивала наизусть книгу под названием «Гаял-Т38Д/51: Техническое руководство», которая была идентична этому техническому руководству примерно процентов на девяносто. Считалось, что читать техническое руководство от корабля другой серии вредно. Оставшиеся десять процентов разницы могли создать путаницу в памяти, но Вильме было даже интересно распознать эти самые десять процентов. Она с трудом заставила себя распознать буквы в первых пяти строчках, затем провалилась в мир букв, цифр и схем, и на главе «Ручное замыкание ключа дроссельной электроцепи — порядок действий» потеряла сознание.
Проснулась она с головной болью, открытой книгой на груди и Ленаром, толкающим ее в плечо.
— Долго спишь.
Разбуди он ее какой-либо другой фразой, ее пробуждение было бы гораздо легче, но при слове «долго» она оглядела комнату отдыха и не обнаружила ни одной занятой спальной полки. Либо еще никто не ложился, либо уже все давно выспались и ушли, и это «либо-либо» заставляло ее ощутить себя потерянной во времени сильнее обычного. Что-то между доброй традицией и нерушимым законом призывало экипаж вставать одновременно, вместе делать зарядку, делить трапезу и обмениваться пустой болтовней перед рабочей сменой. Это настолько глубоко укоренилось в порядок вещей, что нарушение этого порядка значило, что произошло что-то ужасное. Смерть на корабле была вполне ужасной вещью, и ее оказалось достаточно, чтобы ненадолго разбить привычный уклад вдребезги.
Вильма неторопливо села, отложив книгу в сторону, и ее пальцы, вонзившись в растрепанные кудри, начали массировать кожу головы. Затекшие конечности издали хруст.
— Где наши гости? — вяло зашевелился ее язык.
— Уже встали и позавтракали. Тебе тоже пора. Работа есть.
— Какая? — встала она и заставила себя раскручивать суставы.
— Нужно устроить нашим гостям медосмотр.
— Что? — остановилась она и увидела на Ленаре то выражение лица, какое бывает, когда у него в ответ на какой-нибудь глупый вопрос созревает хорошая колкость. — Но они ведь мужчины.
— Ты молодец, — одобрительно хлопнул он ее по плечу. — Медосмотр еще не начался, а ты уже смогла определить их пол.
— Их должен осматривать мужчина, — продолжила Вильма разминаться, прибавив резкости своим движениям.
— Их не нужно раздевать догола, так что и ты подойдешь, — настоял он.
— Почему я?
— Потому что ты в последнее время сильнее всех бездельничаешь, и тебя надо чем-то занять.
— И что ты хочешь, чтобы я сделала? Я ведь не врач.
— Как только у нас появится врач, я стану по всем медицинским вопросам обращаться к нему, а пока что у всех нас примерно один уровень медицинской подготовки. Сделай, что сможешь, и убедись, что их здоровью ничто больше не угрожает.
Она видела выживших в лицо и помогала им добираться до душевой — это все, что она могла о них сказать. Она даже не слышала звуков их голосов, поэтому, пока она ела свой остывший завтрак в кают-компании, Ленар сидел за противоположным краем стола и лил ей в уши свои впечатления от беседы с ними. Несколько раз в его речи всплыло выражение «скользкий тип», и он не переставал повторять, что от самого болтливого из них он получил немногим больше информации, чем от самого молчаливого. Они не были расположены к открытому разговору, и когда Вильма спросила с набитым ртом:
— А какого черта ты не надавил на них?
…он ответил:
— Мы грузоперевозчики, а не следователи. Наше дело — доставить их в населенный пункт, а там пусть с ними уже разбирается кто-то другой.
Что сделано, то сделано. Ответами на скопившиеся вопросы мертвеца не воскресить, а взорвавшийся корабль не починить. Спасенные не хотели делиться подробностями, но проявили желание содействовать. Вильма отнеслась к таким новостям скептически и выплюнула:
— Уж не знаю, что у них за отравление такое, но если я хоть намек на простуду у них найду, я их запру в челноке и не выпущу до конца экспедиции.