Тяжкий груз
Шрифт:
— Вашей ленью, наверное, можно горы свернуть.
— Смотрите на кончик моего пальца, — оттопырила она указательный палец и начала описывать в воздухе крест.
Пока она его осматривала и ощупывала его лимфоузлы на предмет неприятных сюрпризов, он сделал ей еще несколько комплиментов и один раз даже улыбнулся. В представлении Вильмы человек, еще вчера потерявший товарища, должен вести себя как-то по-другому, и отвечала ему сдержанно и отстраненно. Либо он настолько черствый человек, либо он еще не миновал стадию отрицания, но когда он в очередной раз находил повод сказать что-нибудь плохое об Объединенном созвездии, в его голосе было слышно все, кроме черствости. Казалось,
Она попросила его оголиться выше пояса, и заткнула уши стетоскопом. Он вздрогнул, когда холодный металл ужалил его в грудь, и Вильма тщательно вслушалась в его дыхание. Она не была дипломированным терапевтом, и при нормальных условиях ее бы не допустили к осмотру пациентов, но в космосе не было врачей, а были лишь дальнобойщики, которых снабдили самыми базовыми медицинскими навыками, которые могли бы им пригодиться посреди межзвездной пустоты.
Осматривая его торс, она вдруг ощутила дурное предчувствие. Жест, который она совершила, несомненно мог оскорбить пациента, но кодекс поведения вовсе не принуждал ее к учтивости с людьми, которые не относились к ее экипажу. Она взяла Илью за руку и подняла ее на уровень головы, чтобы осмотреть бледную кожу на его боку.
— Что вы ищете? — спросил он, но Вильма не поверила, что он не знал ответа на этот вопрос.
— Ничего, — отпустила она его руку. — Простите.
— Говорите прямо, я все пойму.
— Я заметила отметку обезвреженного на вашем операторе.
— И вы думали, что у меня такая же? — послышались ноты усмешки в его голосе. — Кажется, вы излишне подозрительны. Вы ведь понимаете, что обезвреженных в космос не пускают?
Вильма понимала это настолько ясно, что этот разговор начинал казаться ей каким-то бредовым сном. Метка обезвреженного — это почти позорное клеймо первородного греха, безошибочный знак того, что у человека есть врожденные проблемы со здоровьем. А при работе в космосе отбирают только здоровых людей, и это был чистый прагматизм без доли дискриминации, насколько бы сильно ей ни казалось обратное.
— А какого тогда… — она прервалась и прочистила горло, чтобы собраться с мыслями. — Могу я узнать, что ваш оператор забыл в космосе?
— Его зовут Аксель.
— Верно. Так как же так получилось, что Акселю доверили должность оператора?
— Очень просто. Он прошел медицинскую комиссию.
— С меткой обезвреженного?
— Вот за это я и не люблю Ось, — нахмурился Илья. — Они внедряют в нас дурную привычку вешать на людей ярлыки, и затем судить людей по несправедливым ожиданиям, порождаемым этими ярлыками.
— Эти «ярлыки» ставят людям с генетическими дефектами. По-вашему, в этом есть что-то несправедливое?
— Скажите, как вы понимаете слово «справедливость», и я постараюсь ответить на ваш вопрос.
— Я не собираюсь вступать с вами в полемику, — отрезала Вильма и спрятала стетоскоп в шкафчик. — Одевайтесь.
Илья лениво натянул на себя футболку и накинул потертую куртку на плечи, спрятав гусиную кожу от прохлады, которой только что наполнился лазарет. На очереди были проверки слуха и зрения, на которых Илья начал проявлять нетерпение. Вильма решила, что ему наскучил медосмотр, и ему хотелось поскорее закончить с этим, но он лишь ждал, пока его язык освободится, и с блеском прочитав предпоследнюю строчку таблицы Сивцева, он выпалил вопрос,
— Вы забраковали Акселя?
— Разумеется, забраковала. Такие метки здоровым людям не ставят.
— Эту метку ему поставили за ген, который нарушает работу печени.
— Так… — проснулся в Вильме интерес, и ее глаза сверкнули ярче, чем ей хотелось. — И почему человека, у которого врожденные проблемы с печенью, пустили работать в космосе?
— С радостью расскажу, если мы с тобой перейдем на ты.
Он сказал «если», но в его голосе звучало «когда» и легкая перчинка самоуверенности. Он сказал «перейдем», но он уже перешел эту черту, и не только эту. Он сказал много чего, а Вильма услышала еще больше, и ей нужно было быть полной дурой, чтобы не понять, что попутчики — это не тот уровень отношений, к которому он клонит. Вильма была уверена, что дур в космос не пускают, однако всего час назад она была уверена, что обезвреженных тоже. Она задала себе вопрос, сойдет ли она за дуру, если пойдет ему навстречу, и не нашла удовлетворительного ответа. Но разменять пару местоимений — это далеко не самая высокая цена ради удовлетворения собственного любопытства, и она непринужденно выговорила:
— Ну давай.
Илья не являлся членом экипажа, и по законам межзвездного права он формально не являлся даже зарегистрированным пассажиром. Уровень его прав по факту определялся термином «живой груз», а это значило, что пока Вильма не угрожает его здоровью, она ничего не нарушает. Она несколько раз повторила себе этот факт, пока ей не начало казаться, что она в него верит.
— Аксель родился на Консусе, — перешел Илья сразу к делу. — Слышала об этом мире?
— Была там проездом, — сказала Вильма единственное, что достоверно знала о Консусе.
— В общем, там была проблема с тем, что население было излишне здоровым.
— Ничего себе проблема…
— Это очень большая проблема, когда высокий уровень здоровья населения вступает в конфликт с квотой на семь процентов в акте о генетическом обезвреживании. Представляешь, какие там наглые люди? Взяли и перестали рожать выродков, которых можно было бы…
— На семь процентов? — увела его Вильма с щекотливой темы и тут же напомнила себе, что перед ней человек, который не читал новостей целых пятьдесят четыре года, а то и больше. — На большинстве колоний эту квоту уже давно снизили до шести процентов.
— Неужели?
— А на Каликсе вообще до пяти.
— На Каликсе настолько хороший генофонд?
— На колонизацию Каликса отбор был особенно строгим, — прикусила она губу, чтобы случайно не соскочить на кокетство. — Так что произошло с Акселем на Консусе?
— Его обезвредили.
— Да, ты уже говорил, за больную печень. Но как его допустили к работе в космосе?
— Я не говорил, что у него больная печень. Я лишь говорил, что у него нашли плохой ген, но этот ген является рецессивным, так что физически Аксель здоров, и мог бы иметь детей, если бы местная администрация не повысила порог недопустимости генетических отклонений, чтобы вписаться в квоту.
— Ну… — смущенно протянула Вильма, — рецессивные гены тоже опасны. Есть вероятность, что они проявятся у потомства.
— Эти шансы слишком малы, чтобы просто так брать, и спиливать целую ветвь генеалогического древа, — рычали и шипели в нем вскипевшие эмоции. — А теперь выясняется, что родись Аксель чуть позже, он бы не угодил в эту квоту. Бедный парень. Даже не знаю, говорить ему или нет.
— Да, — вздохнула Вильма, ощутив легкую нехватку воздуха. — Неудобно получилось. Выходит, я зря его забраковала.