Тяжкий груз
Шрифт:
Но все же она ответила.
— На продуктовом складе.
Чертовка.
Именно такого ответа он и боялся все последние три секунды, и нахлынувший шок временно приглушал чувство подступающего к горлу отвращения.
— Вы совсем с ума сошли? — задал он вопрос без вопросительной интонации.
— Успокойтесь.
Он почувствовал, как на его плечо медленно опустилась женская ладонь, и тут же вскочил на ноги, не понимая, куда ему теперь деваться от мерзкой мысли, что его завтрак совсем недавно лежал рядом с мертвецом. По всем известным ему меркам это было дикостью, граничащей с каннибализмом. Ему хотелось проблеваться, прополоскать горло и почистить зубы, но наружу из него просились
— Это же варварство какое-то!
— Успокойтесь, — повторила она убаюкивающее и тоже поднялась на ноги. — Я понимаю, вам неприятна эта ситуация. Простите, я не должна была вам этого говорить.
— Не должны были говорить? — переспросил Петре, и желание проблеваться резко сменилось желанием поскорее принять душ. — Вы не должны были укладывать мертвеца вместе с нашей пищей!
— Успокойтесь, все в пределах санитарных норм, — продолжала она его успокаивать, но Петре упорно продолжал видеть в ней какое-то маленькое чудовище. — Тело не разлагается, и при этом оно хорошо упаковано.
— Но оно ведь… рядом с нашей едой! — выдавил он из себя силой. — Почему именно продуктовый склад?
— У нас на корабле лишь два помещения, в которых всегда поддерживается низкая температура, и одно из них не терпит источников лишней влаги.
— Но почему не криостаз?
— Компьютер не запрограммирован на заморозку людей, у которых нет пульса, — невозмутимо объясняла она. — А даже если обойти это ограничение, то он все равно не сможет накачать мертвое тело криопротектором.
— Но тело ведь рядом с едой! — продолжал он тараторить и всплеснул руками так, словно это был взмах крыльями. — Неужели вас это никак не смущает?
— Смущает, конечно, — ответила она смущенно, — но тут уж ничего не поделать.
По ее виду можно было смело заявить, что этот разговор смутил ее сильнее, чем труп в холодильнике напротив замороженных супов. Лишь когда Петре почувствовал, что ему стало немного душновато, он оттянул и без того свободный ворот своей майки, извинился за что-то по старой привычке и с проворством профессионального клептомана незаметно стащил раскладной нож, беспечно валяющийся на одном из стеллажей. Ему нужно было придумать хороший повод, чтобы покинуть Ирму раньше обещанного, но лгать ей в лицо ему не пришлось, ровно как и что-либо ей объяснять. На его лице было все написано, и Ирма не стала бросать ему вдогонку лишние вопросы.
Все стало резко легче и сложнее одновременно.
В его голове созрел невероятный по дерзости план, в котором он проникает в отсек криостаза и размораживает тело Бьярне, но к счастью или сожалению этот план пришлось выбросить из головы. На продуктовый склад вела чуть ли не единственная на всем корабле дверь, которая не имела ни замков, ни автоматики. Проходи и не задерживайся, только дверь за собой не забудь закрыть. Добравшись до первой палубы, он вытащил из кармана добытый нож и приложил его ко лбу. Холод металла оказал успокаивающее действие, и он почувствовал, что мысль о трупе на складе уже не кажется такой дикой.
С трупами у него были особые отношения. В начале своей карьеры он полтора года проработал в отделе криминальной хроники. Много общался со следователями, патологоанатомами, иногда с потерпевшими и их родственниками. Его учили, что каждый уважающий себя журналист обязан уметь засунуть свое личное мнение себе куда-нибудь поглубже и в любой ситуации сохранять беспристрастность. Его уверяли, что мир не может делиться на черное и белое, и поэтому Петре не вправе кого-либо винить, жалеть или оправдывать. Он должен был
Казнь была редким явлением, и представляла из себя не столько меру наказания, сколько обозначение позиции цивилизованного общества по отношению к преступности. Убийцу можно было умертвить множеством разных способов, чтобы после смерти использовать его тело в мединституте, в качестве донора органов или хотя бы в качестве удобрения, но казнь была просто вспышкой самой категоричности — смертник помещался в пирокамеру, и волна плазмы за долю секунды заставляла его тело исчезнуть. Казнь легкая, быстрая, но самое главное — показательная. Эта казнь показывала, что ни одной клеточке тела такого изверга нет места в этом мире.
Когда Петре стоял в комнате наблюдения, преисполненный предвкушением от свершения правосудия, он ожидал увидеть инопланетную тварь с рогами, клыками и налитыми кровью глазами, но увидел лишь мужчину, который еле переставлял ватные ноги в немом ужасе от осознания того, что его уже лишили права на жизнь, и через несколько секунд для него все кончится. Он молча выслушал приговор, который, наверное, уже успел заучить наизусть, скрылся в пирокамере, и на этом представление окончилось. Петре не испытал ни облегчения, ни радости от свершенного правосудия, зато ощутил, как этот мерзавец даже на пороге собственной смерти сумел напоследок нагадить ему в душу, ничего при этом не сделав. Чуть позже он спросил у своего более опытного коллеги, от чего же ему было так тяжело смотреть на казнь, и ответ сразу расставил все по своим местам.
«Если смерть человека не доставила тебе удовольствия, значит тебе в пирокамеру еще рано».
Петре все еще чувствовал, что его жизнь слегка отравлена, но мысль о том, что он сам не является монстром, его немного успокоила. Новости из криминального мира все еще давили на него, и он понял, что либо они сведут его с ума, либо превратят его в черствого циника, утратившего доверие к людям. Оба варианта ему не понравились, и тогда он перевелся в отдел производственных новостей. Он был уверен, что там он познакомится со множеством достойных людей, ежедневно творящих кучу маленьких чудес, наберется оптимизма и забудет все эти ужасы, словно страшный сон.
Но вот он посреди одного из самых безлюдных регионов космоса стоит перед дверью на продуктовый склад, сжимает нож в руке и готовится к встрече с еще одним мертвецом, который так же может многое рассказать. Петре заранее догадывался, о чем будет рассказ, но, как и каждый корреспондент, предпочитал услышать его вслух… или, в случае с мертвецом, увидеть своими глазами. К самому Бьярне он до сих пор не испытывал никаких эмоций. Возможно, он все же стал превращаться в циника.