Тысяча осеней Якоба де Зута
Шрифт:
Якоб думает о руках Анны, ее теплых руках, ее живых руках.
Он ощупывает пулю в переплете и обращается к Псалму 150:
«Хвалите Его со звуком трубным, хвалите Его на Псалтири и арфе» [43] .
Тонкие пальцы арфистки и раскосые глаза — это госпожа Аибагава.
«Хвалите Его с тимпаном и танцами» [44] .
У танцовщицы царя Давида — обожженная щека…
Переводчик Мотоги — у него глубоко посаженные глаза — ожидает под навесом у здания Гильдии и замечает Якоба и Ханзабуро, лишь когда приглашенный клерк становится прямо перед ним.
43
Дается
44
Дается прямой перевод из Библии: «Praise him with the timbrel and dance», необходимый по контексту. В русскоязычной Библии: «Хвалите Его с тимпаном и ликами».
— A — а! Де Зут-сан… Такой срочный вызов, мы опасаемся, обещает много проблем.
— Для меня это честь, — Якоб кланяется в ответ, — а не проблема, господин Мотоги…
Кули роняет корзину камфоры и получает пинок от купца.
— …и господин Ворстенбос освободил меня на все утро, если понадобится.
Мотоги проводит его в здание, и мужчины снимают обувь.
Затем Якоб ступает на пол, поднятый от земли на уровень колена, и проходит в просторное помещение Гильдии, где раньше не бывал. За столами, поставленными словно в школе, сидят шестеро: переводчики Исохачи и Кобаяши — первого ранга, с изрытым оспой лицом Наразаке и харизматичный, подвижный Намура — второго ранга; Гото — третьего ранга, который также и писец; и мужчина с внимательными задумчивыми глазами, представленный как Маено, врач, который благодарит Якоба за возможность присутствия, «чтобы подлечить больной голландский». Ханзабуро садится в угол и притворяется слушающим. Со своей стороны, Кобаяши прилагает все силы, чтобы показать, что хочет поскорее позабыть об инциденте с веерами из павлиньих перьев, и торжественно представляет Якоба: «Господин клерк де Зут из Зеландии» и «Человек глубоких знаний».
Человек глубоких знаний отвергает почести, и его скромность вознаграждается аплодисментами.
Мотоги объясняет, что по ходу работы переводчики встречаются со словами, которые неясны им, и Якоб приглашен, чтобы просветить их. Доктор Маринус часто ведет подобные неофициальные уроки, но сегодня он занят и сказал, что клерк де Зут достойно его заменит.
У каждого переводчика есть список слов, с которыми они не смогли справиться общими усилиями. Мотоги зачитывает их, одно за другим, и Якоб старается объяснить, как может: примерами, жестами, синонимами. Группа обсуждает подходящее японское слово, иногда проверяя предложенный вариант на Якобе, пока все не остаются довольны результатом. Простые слова: «запекшийся», «полнота» или «селитра», не задерживают их надолго. Более абстрактные термины: «сравнение», «выдумка» или «фокусировка» требуют уточнений. Понятия, не имеющие японского эквивалента, вроде «личная жизнь», «ипохондрик» или глагол «заслужить», занимают десять-пятнадцать минут, как и слова и словосочетания, требующие специальных знаний: «ганзейские», «нервные окончания» или «сослагательное наклонение». Там, где голландцы сказали бы: «Я не понимаю», переводчики, замечает Якоб, опускают глаза, чтобы учитель не просто объяснил, но также и проверил правильность понимания.
Два часа проходят со скоростью одного, но выматывают Якоба так, будто он работал четыре, и он благодарен за зеленый чай и короткий перерыв. Ханзабуро незаметно исчезает безо всякого объяснения. Во время второй половины занятия Наразаке спрашивает, чем «он уехал в Эдо» отличается от «он ездил в Эдо». Доктор Маено хочет знать, в каких случаях надо использовать поговорку: «Мне от этого ни холодно ни жарко» [45] , а Намура спрашивает о разнице между «если увижу» и «если увидел». Якоб радостно вспоминает о своих скучных часах, проведенных в изучении школьной грамоты. Последняя серия вопросов этого утра исходит от переводчика Кобаяши:
45
В оригинале не поговорка, а афоризм Томаса Джефферсона, высказанный по поводу религии соседа: «It neither picks my pocket nor breaks my leg».
— Пожалуйста, может клерк де Зут объяснить это слово: «реперкуссия».
Якоб отвечает:
— Последствия, результат действия. Реперкуссией излишней траты денег будет бедность. Если я ем слишком много, то реперкуссией будет… — руки «рисуют» огромный живот, — …жир.
Кобаяши спрашивает, что означает «средь бела дня». «Каждое слово я понимаю, но значение неясно. Можем ли мы сказать: «Я пошел в гости к господину Танаке средь бела дня»? Я думаю, нет, вероятно…»
Якоб упоминает о криминальном подтексте. «Особенно, когда у злодея — это плохой человек — нет ни стыда, ни страха быть пойманным. «Моего хорошего друга господина Мотоги ограбили средь бела дня».
— Чайник господина Ворстенбоса, — спрашивает Кобаяши, — украли средь бела дня?
— Подходящий пример, — соглашается Якоб, радуясь, что директор его не слышит.
Переводчики обсуждают различные японские эквиваленты, пока не сходятся на одном.
— Возможно, следующее слово, — продолжает Кобаяши, — простое: «бессильный» [46] .
46
В оригинале impotent. Выбор автором этого слова (синонимов много) определяется контекстом сюжета.
— «Бессильный» — противоположность «сильному» или «мощному». То же самое, что «слабый».
— Лев, — предлагает доктор Маено, — сильный, а мышь бессильная.
Кобаяши кивает головой и смотрит на свой лист.
— Далее: «счастливое неведение».
— Отсутствие сведений о каком-то несчастье. Пока человек об этом не знает, он счастлив и весел, всем доволен. Но, узнав, становится несчастным.
— «Счастливое неведение» мужа, — предлагает Хори, — когда жена любит другого.
— Да, господин Хори, — Якоб улыбается и вытягивает затекшие ноги.
— Последнее словосочетание, — говорит Кобаяши, — это из книги законов: «недостаток убедительных доказательств».
Прежде, чем голландец открывает рот, угрюмый полицейский Косуги появляется в дверях. За ним тащится взволнованный Ханзабуро. Косуги извиняется за вторжение и начинает что-то сухо говорить. Беспокойство Якоба нарастает, потому что Косуги упоминает имена его и Ханзабуро. В какой-то момент переводчики дружно ахают и смотрят на озадаченного голландца. Слово «вор» — доробо — использовалось несколько раз. Мотоги уточняет у полицейского подробности и сообщает: — Господин де Зут, полицейский Косуги принес плохую весть. Воры наведались в Высокий дом.
— Что? — срывается с губ Якоба. — Когда? Как они залезли ко мне? Зачем?
— Ваш домашний переводчик, — добавляет Мотоги, — говорит, что «в этот час».
— Что они украли? — Якоб поворачивается к Ханзабуро, который очень волнуется от того, что обвинить могут его. — Что там можно украсть?
Лестница в Высоком доме выглядит не такой темной, как обычно: дверь в комнату Якоба сбита с петель, а внутри он видит, что и его заветный сундук тоже пострадал. Дырки насквозь с шести сторон показывают, что воры искали секретные отделения. Расстроенный видом разбросанных по полу, бесценных для него книг и альбомов для рисования, он сразу начинает их собирать. Переводчик Гото помогает ему в этом и спрашивает: «Какие-то книги пропали?»
— Точно сказать не смогу, — отвечает Якоб, — пока не соберу их все…
…но, похоже, ничего не украдено, и его драгоценный словарь истоптан ногами, но на месте.
«Но я не могу проверить Псалтырь, — думает Якоб, — пока не останусь один».
Непохоже, что это случится в скором будущем.
Он расставляет по местам свои немногочисленные пожитки, и в это время по лестнице поднимаются Ворстенбос, ван Клиф и Петер Фишер, и теперь в его комнате находится более десяти человек.