Тысяча осеней Якоба де Зута
Шрифт:
«Это проверка, — понимает Якоб. — Они хотят выяснить, готов ли я при случае запачкать руки».
— Я давно уже приглашен к карточному столу повара.
— Видите, ван Клиф? Де Зут никогда не спрашивает: «Я должен?» Его интересует лишь: «Каким образом мне это сделать?»
Якоб утешается мыслями об Анне, читающей новости об его повышении.
В послеобеденных сгущающихся сумерках ласточки летают вдоль аллеи Морской стены, и Якоб обнаруживает рядом с собой Огаву Узаемона. Переводчик что-то говорит Ханзабуро, после чего тот исчезает, а Огава сопровождает Якоба к соснам в дальнем конце острова. Под застывшими во
— Возможно, в будущем он оставит попытки так бесстыдно нас обдирать.
— Недавно, — говорит Огава, — я предупреждал вас, что Эномото может стать опасным врагом.
— Я очень серьезно отнесся к вашему совету.
— Еще один совет. Кобаяши — маленький сегун. Дэдзима — его империя.
— Тогда мне повезло, что я не завишу от его «добрых услуг».
Огава хмурится — не понимает, что подразумевается под «добрыми услугами».
— Он навредит вам, де Зут-сан.
— Спасибо за вашу озабоченность, но я его не боюсь.
Огава смотрит по сторонам.
— Он может обыскать ваше жилище в поисках украденных вещей…
В сумерках чайки устраивают гвалт над кораблем, скрытым Морской стеной.
— …или под предлогом поиска запрещенных вещей. Поэтому, если такая вещь есть в вашей комнате, пожалуйста, спрячьте.
— Но у меня ничего нет, — протестует Якоб, — из гою, что могут поставить мне в вину.
Щека Огавы чуть заметно дергается.
— Если есть запретная книга… спрячьте. Спрячьте под полом. Спрячьте очень хорошо. Кобаяши хочет отомстить. Вас накажут изгнанием. Переводчику, который проверял вашу библиотеку, когда вы приехали, может повезти меньше…
«Я чего-то не понимаю, — осознает Якоб, — но чего?»
Клерк открывает рот, чтобы задать вопрос, но необходимость в нем уже отпала.
«Огава знал о моем Псалтыре, — осеняет Якоба, — с самого начала».
— Я сделаю, как вы говорите, господин Огава, прежде чем я сделаю что-нибудь…
Два инспектора появляются из переулка Костей и идут по аллее Морской стены.
Не говоря более ни слова, Огава направляется к ним. Якоб уходит через Садовый дом.
Кон Туоми и Пиет Баерт встают, и их тени — в комнате горят свечи — уходят в сторону. Карточный стол импровизированный: дверь на четырех ножках. Иво Ост продолжает сидеть, жует табак; Вибо Герритсзон сплевывает на плевательницу, а не в нее. Ари Грот — сама приветливость, хорек, приглашающий в гости кролика. «Мы тут уж отчаялись, что вы когда-нибудь примете мое приглашение, да — а?» — Он откупоривает первую из двенадцати бутылей рома, выстроившихся на настенной полке.
— Предполагал заглянуть несколько дней тому назад, — отвечает Якоб, — но работа не отпустила.
— Хоронить репутацию Сниткера, — замечает Ост, — должно быть, утомительная работа.
— Да, — Якоб легко отражает первую атаку. — Как и подделка бухгалтерских книг. У вас тут уютно, господин Грот.
— Если б мне, знач, нравилось жить в ванне с мочой, — Грот подмигивает, — я бы остался в Энкхёйзене, да.
Якоб садится.
— Во что играем, господа?
— Плут и дьявол… наши немецкие кузены, знач, играют в нее.
— A — а, корнифель [39] . Я немного играл в нее в Копенгагене.
— Я удивлен, — говорит Баерт, — что вы знакомы с картами.
— Сыновья — и племянники — священников не так наивны, как все думают.
— Кажный из них, — Грот достает гвоздь из коробочки, — это минус один стювер [40] с жалованья. На кон мы всякий раз ставим по гвоздю. Семь взяток на раздачу, и кто, знач, взял больше, тому и кон. Заканчиваются гвозди — заканчивается игра.
39
Корнифель — едва ли не самая старинная карточная игра в Европе. Первые упоминания о ней датируются 1426 г.
40
Стювеp/stuiver — мелкая голландская монета.
— Но как получить выигрыш, если жалованье в Батавии?
— Немного бумажной волокиты. Вот… — он взмахивает листом бумаги, — …все записано, кому, знач, с кого и кем, а заместитель директора ван Клиф вписывает наши расчеты в книгу жалованья. Господин Сниткер это разрешил, потому что знал, как такие мужские забавы поддерживают тонус.
— Господин Сниткер был желанным гостем, — говорит И во Ост, — до того, как потерял свободу.
— Фишер, и Оувеханд, и Маринус сами по себе, но вы, господин де 3., скроены из более веселого сукна…
На полке уже девять бутылей рома. «И я удрал от своего отца, — рассказывает Грот, поглаживая свои карты, — прежде, чем он вырвал мне печень, и, знач, потопал в Амстердам в поисках удачи и настоящей любви, — он наливает еще стакан рома цвета мочи. — Но любовь видел только одну: деньги до и триппер после, а удачи вообще никакой. Нашел только голод, снег да лед, а еще воров, которые кормились слабыми, как собаки… Деньги, знач, должны работать, думаю я, и трачу все свое «наследство» на тележку с углем, но банда угольщиков утопила мою тележку в канале, а потом и меня, с криками: «Это наше место, вали отсюда, дворняга фристландская! Вернешься, снова тебе баню устроим». Этот урок по монополии и ледяное купание привели к тому, что я неделю валялся в своей дыре с лихорадкой, а затем ла-асковый хозяин пинком вышиб меня на улицу. В сапогах дыры, жрать нечего, да еще вонь от тумана, сел я на ступеньках Ньюиверка, думаю: мож, стырить еду, пока сил на бег хватает, или прям тут замерзнуть и на том покончить со всем…»
— Стырить да бежать, — говорит И во Ост. — Каждый раз.
— И тут, знач, появляется этот кент в цилиндре, трость с набалдашником из слоновой кости, да еще вежливый. «Знаешь, паренек, кто я такой?» Я, само собой, отвечаю: «Не знаю». А он мне: «Я, паренек, твое будущее благополучие». Подумал я, что он меня в церковь потянет, а я такой голодный, что евреем бы стал за чашку каши, но — нет. «Ты слышал о благородной и процветающей голландской Ост-Индской компании, паренек?» Я отвечаю: «Кто ж о ней не слышал?» «Знач, — говорит он, — тебе известно, что Компания предлагает работу крепким и решительным парням по всему Богом созданному голубому с золотом шару, да?» Тут я соображаю, что к чему, и говорю: «Да, известно, понятное дело». Он и говорит: «Я старший вербовщик в амстердамской штаб-квартире Компании, и зовут меня Дьюк ван Эйс. Что ты скажешь, если я предложу тебе полугульден с твоего будущего жалованья сейчас, плюс жилье да еду до отплытия следующей флотилии Компании на таинственный Восток?» Я и отвечаю: «Дьюк ван Эйс, спаситель вы мой». Господин де 3., наш ром вам не по душе?