Тысяча осеней Якоба де Зута
Шрифт:
Вот новая пища для размышлений у Якоба.
— Вы помните свой первый визит на Дэдзиму?
— Очень хорошо помню! Перед тем, как Огава Мимасаку взял меня в семью. Как-то раз учитель говорит: «Сегодня мы идем на Дэдзиму». Я… — Огава хватается за сердце и мимикой демонстрирует восторг. — Мы пошли по Голландскому мосту, и мой учитель сказал: «Это самый длинный мост, который ты когда-либо пересечешь, потому что он — между двумя мирами». Мы миновали ворота, и я увидел великана из сказки! Нос огромный, как картошка! Одежда не с завязками, а с пуговицами, пуговицами, пуговицами, и желтые волосы, как солома! И плохо пахнет. Прямо тут же, удивленный, я в первый раз увидел куронбо — черных парней
— А что, — Якоб не может не спросить, — слон делал на Дэдзиме?
— Батавия послала его в подарок сегуну. Но магистрат отправил в Эдо сообщение, что слон много ест, поэтому в Эдо посовещались и отказались от подарка. Компании пришлось взять слона обратно. Очень скоро он умер от загадочной болезни…
Слышен топот спешащих шагов по лестнице Сторожевой башни: это посыльный.
Якоб догадывается по реакции Ханзабуро, что тот принес плохую весть.
— Мы должны идти, — говорит ему Огава. — Грабители в доме директора Ворстенбоса.
— Сейф слишком тяжел для грабителей, — объясняет Унико Ворстенбос толпе, набившейся в его личные покои. — Они притащили его сюда и принялись вскрывать молотом и зубилом: взгляните, — он показывает кусок тикового дерева от рамы сейфа. — Пробив достаточно большую дыру, они вытащили добычу и скрылись. Это были не простые воришки. Они принесли нужные инструменты. И точно знали, за чем пришли. У них были шпионы, помощники и навыки, чтобы разбить сейф в абсолютной тишине. Кто-то им помогал и у Сухопутных ворот. Короче говоря… — директор уставился на переводчика Кобаяши. — …им помогли.
Полицейский Косуги задает вопрос.
— Расследователь спрашивает, — переводит Ивасе, — когда вы видели в последний раз чайник?
— Утром. Купило проверил, не повредило ли его землетрясение.
Полицейский тяжело вздыхает и оглядывает комнату.
— Расследователь говорит, — переводит Ивасе, — что раб был последним, кто видел чайник на Дэдзиме.
— Грабители, — восклицает Ворстенбос, — были последними, кто видели его!
Переводчик Кобаяши склоняет набок проницательную голову.
— Сколько стоил тот чайник?
— Исключительное мастерство исполнения, серебряное листовое покрытие по нефриту — и за тысячу кобанов не купишь другого такого! Вы же сами видели его. Он принадлежал последнему правителю Китая династии Минь — императору Чжу Юцзяню, насколько я помню. Старинная вещь, второй такой не найти: кто-то, конечно же, рассказал о ней грабителям, дьявол выдери им глаза.
— Император Чжу Юцзянь, — замечает Кобаяши, — повесился на пагодном дереве [35] .
35
Пагодное деревo/Pagoda tree — другое название «Со- фора японская».
— Я позвал вас сюда не для уроков по истории, переводчик!
— Я очень надеюсь, — объясняет Кобаяши, — что на чайник не наложено заклятие.
— О-о, он и есть заклятие, для тех псов, которые украли его! Чайник принадлежит Компании, а не Унико Ворстенбосу, посему жертва преступления — Компания. Вы, переводчик, прямо сейчас пойдете с полицейским Косуги в магистратуру.
— Магистратура закрыта, — Кобаяши просительно складывает руки. — По случаю Обона [36] .
36
Обон (o-bon) — трехдневный праздник поминовения усопших. Согласно традиции считается, что в это время года души усопших возвращаются к живым и посещают своих родных. Исторически Обон праздновался с 13–го по 15–й день седьмого месяца по лунному календарю.
— Магистратуре, — директор бьет по столу тростью, — придется открыться!
Якоб уже видел этот взгляд на японских лицах: ох уж зги невозможные иностранцы.
— Могу я предложить, господин директор, — говорит Петер Фишер, — чтобы вы потребовали провести обыск японских складов на Дэдзиме? Скорее всего, хитрые мерзавцы пережидают, пока не закончится вся эта кутерьма, чтобы потом утащить сокровище к себе.
— Дельная мысль, Фишер, — директор поворачивается к Кобаяши. — Передайте это полицейскому.
Наклоненная голова переводчика выдает нерешительность.
— Но прецедент…
— К черту прецедент! Я сам прецедент сейчас, и вам, и вам… — он тычет им в грудь, и Якоб мог бы поставить на кон пачку банкнот, что до этого он никогда никого не тыкал, — …платят немерено, чтобы защищать наши интересы! Выполняйте свою работу! Какой-то кули, или торговец, или инспектор, или — о да! — даже переводчик стащил собственность Компании! Этот поступок — вызов чести Компании. И, черт возьми, я обыщу даже Гильдию переводчиков! Мы будем гнать грабителей, как свиней, и я услышу, как они завизжат. Де Зут — идите и скажите, чтобы Ари Грот сварил большой жбан кофе. Всем нам какое-то время будет не до сна…
Глава 8. ПАРАДНЫЙ ЗАЛ В РЕЗИДЕНЦИИ ДИРЕКТОРА НА ДЭДЗИМЕ
Десять часов утра 3 сентября 1799 г.
— Ответ сегуна на ультиматум — это сообщение мне, — жалуется Ворстенбос. — Почему лист бумаги, свернутый рулоном и положенный в пенал, должен провести целую ночь в магистратуре, словно какой-то почетный гость?
Если письмо пришло вчера вечером, почему его сразу не принесли мне?
«Потому что, — думает Якоб, — послание сегуна равноценно эдикту римского папы, и вручение без церемонии сродни измене».
Но он держит свои мысли при себе: в последнее время он заметил в поведении директора нарастающую холодность к нему. Она проявляется неявно: там похвальное слово о Петере Фишере, здесь сухая ремарка Якобу, и недавно «незаменимый де Зут» опасается, что его ореол потихонечку меркнет. Ван Клиф тоже не решается на ответ директору. Давным-давно у него появилась способность отличать риторические вопросы от тех, что по существу. Капитан Лейси откидывается на спинку скрипнувшего кресла, заложив руки за голову, и что-то очень тихо насвистывает. На японской стороне стола сидят переводчики Кобаяши и Ивасе и два главных писца.