Тысяча порезов
Шрифт:
— Выпьешь? — повторил он. — Еще бы, — он взглянул на французские двери. — Но давай лучше выпьем снаружи.
Я ухмыльнулся, кивнув один раз. Отдавать приказы, принимать решения было для него естественным. Как и мой инстинкт подчиняться этим приказам. Он единственный живой человек, который мог сказать мне, что делать, даже если это просто просьба, где посидеть.
Я пошел открывать двери, впуская в комнату аромат роз. Любимые цветы Изабеллы. Вот почему они были посажены прямо перед офисом ее отца. Вот почему ее мать с любовью ухаживала
Я с благодарностью взял бокал, который мне протянул Винсенций. После этого дня мне чертовски хотелось выпить. У меня вошло в привычку всегда быть трезвым. Если бы человек употреблял алкоголь, чтобы притупить острые углы, которые приходят с этой жизнью, он бы умер от печеночной недостаточности еще до пятидесяти.
Несколько минут мы сидели в тишине, наблюдая, как солнце садится в небе, время от времени мелькая черными вспышками, — охранники патрулировали территорию. В любой момент вокруг дома всегда находилось шесть вооруженных до зубов мужчин. Даже несмотря на то, что в эти дни здесь был только я, и я сам мог защититься.
Они были здесь для виду.
Для того, кто не наносил ударов двадцать пять лет.
Но рана все еще кровоточила.
Я вспомнил, что здесь больше не только я. Теперь здесь будет жить Сиенна, она, блядь, никуда не уедет. В ней бушевал огонь. Борьба. Но этого было недостаточно. Ей придется тренироваться.
С Феликсом.
Я больше никому не доверял.
— Я слышал, что тебя можно поздравить, — наконец заговорил Винсенций.
Я покачал головой. Даже выйдя на пенсию, этот человек оставался таким же проницательным, как всегда. Ничто не проходило мимо него. Даже вынужденная помолвка, которой не было и двенадцати часов.
Его голос был непроницаемым. Хотя Дон был безжалостным, у него был кодекс. Ни разу за то время, что работал на него, я не видел и не слышал о том, чтобы женщину удерживали против ее воли. На этот счет существовали строгие правила. Правила, которые Дон соблюдал лично.
Он казался достаточно спокойным, дружелюбным, обычным человеком. Но это был навык, отточенный годами. Иногда семья предает. И нужно быть готовым вырезать их, как опухоль. Чтобы сделать это и добиться успеха, нужно держать их в неведении относительно ваших планов до самого конца.
Формально я теперь был главой семьи, но у Дона все еще оставалась власть. У него все еще было много преданных, любящих солдат, которые сделали бы для него что угодно. Может быть, даже убили бы нынешнего Дона.
Винсенций любил меня. Я это знал. Но в этом деле любовь не имела значения.
— Уверен, что хочешь поступить именно так? — спросил он. И снова ничем не выдал себя.
Я вздохнул, делая глоток из своего бокала.
— Это единственный способ, — признался я.
Винсенций уставился на розы.
— Я знаю, — тихо сказал он. — Для
Это было настолько близко к признанию нашей общей боли, насколько он мог себе позволить. Никто из нас не говорил об Изабелле. Говорить о ней, о нашей боли — значит проявлять слабость. Мы не слабаки. Я знал, что тот не забыл ее. Как он мог?
— Мы с Софией с нетерпением ждем встречи с ней, — продолжил он, прочистив горло. — Я думаю, что ей понадобится некоторое время, чтобы… приспособиться.
Я усмехнулся его эвфемизму.
— Я думаю, она уже. Так что давай назначим ужин на завтрашний вечер.
Его кустистая бровь приподнялась.
— О, сынок, ты в беде.
Я сделал еще глоток, думая о том, как щеки Сиенны вспыхнули от ярости, как она пересекла комнату и без колебаний ударила этот кусок дерьма.
— Может быть.
Сиенна
Я ожидала, что Кристиан силой затащит меня в свою спальню. Он ясно дал понять, что мы будем жить как муж и жена. Всеми возможными способами.
Но после инцидента с Питом я вышла из комнаты и пошла по коридору, понятия не имея, куда я иду и что с собой делать. Но не остановилась. Я нашла дорогу на кухню и открыла дверцу стеклянного винного холодильника. Какой-то сон, а может быть, гребаный кошмар.
Пробежалась глазами по этикеткам. Почти все бутылки были импортными. Италия. Франция. Новая Зеландия. Я могла бы потратить больше часа, просматривая их, поражаясь тому, насколько они редкие. Как бы то ни было, я не совсем была в настроении удивляться. Скорее в настроении выпить за свои проблемы. Поэтому схватила бутылку вина за пятьсот долларов и принялась шарить по кухне, пока не нашла штопор и не выбежала во внутренний дворик.
Опять же, как из сна. Белая мебель для отдыха. Слева обеденная зона. Прямо передо мной бассейн, беседка и шезлонги.
Я нахмурилась, глядя на все это. На закате, когда сгущалась тьма, включались лампы, освещая сад. Глазами уловила вспышки черноты. Мужчины. Патрулирующие территорию. С очень большими автоматами в руках. Я была рада это видеть. Пятна на безупречном ландшафте. От этого было невозможным забыть ситуацию, в которой я оказалась.
Потом устроилась на диване и стала пить прямо из бутылки.
В какой-то момент появился Феликс.
Его фигура казалась черной на фоне лунного света. Лицо было бесстрастным, когда он осмотрел меня. Я встретила его взгляд без страха. Теперь, когда мои конечности были восхитительно легкими, а разум — нетрезвым, я решила, что он не убьет меня. Я была в опасности только в том случае, если позволю себе бояться этого человека.
— У тебя, наверное, есть свой стилист, — заметила я, глядя на его обесцвеченные светлые волосы. — По крайней мере, каждые три недели, — продолжила я. — Чтобы корни не были видны.