Тысяча забытых звёзд

Чурсина Мария Александровна

— Наверное, уже впитался в землю. Будем надеяться, что здесь нет сущностей, и к тебе никто не привяжется.

— Что? Я ничего не видела, — пробормотала Зарина.

— Кровяной шарик. — Влада выпрямилась. — Всё, я иду в школу.

— Подожди, — сказал Кир уже спокойнее. Он всмотрелся в окна ближайшего дома. На выбеленном углу — табличка с номером восемнадцать. У ворот — кривенький лебедь из покрышки, побитая дождями клумба и вездесущее абрикосовое дерево, с веток которой только что вспорхнула птица.

А

потом в окнах дома зажёгся свет. Тут же их плечи окатил сырой порыв ветра.

Влада судорожно выдохнула и зашарила по карманам — искала футляр для иголки и заодно прятала глаза. Правую ногу она ставила неестественно, старалась не особенно часто опираться на неё. Зарина оглядывалась, будто видела улицу в первый раз. Ещё секунда — и вдалеке застучал по стыкам поезд.

Глава 3

— У вас есть крючок?

Мама оторвалась от вечерних новостей и ошарашено посмотрела на Владу. Та была как привидение, ещё и подкралась незаметно.

— Что? — Она вся сморщилась от непонимания.

— Вязальный крючок. — Влада изобразила непонятный жест, и Кир увидел глубокие кровавые царапины у неё на ладонях, сморгнул — и царапины исчезли. Ему не мешало бы поспать, и Владе тоже. Её движения сделались рваными, она часто опускала голову и закрывала глаза, а потом вздрагивала, как будто просыпалась. Могла замереть так посреди комнаты.

— Кажется, бабушкин валялся где-то, — задумчиво пробормотала мама и ушла искать.

Влада опустилась на подлокотник кресла, потирая правую ногу.

Без Зарины в доме стало гораздо тише. Через бормотание телевизора было слышно, как тикают на кухне часы. Кир пытался отвлечься на слова диктора, но унылые мысли всё равно возвращались. Из незашторенных окон был виден мрачный соседский дом — там не светилось ни одно окно.

Чёрт его знает, почему Кир не настоял на том, чтобы уехать в город сегодня же. После утреннего происшествия навалилась тупая усталость, а потом Влада попросила остаться ещё на день. Упёрлась.

Теперь ей понадобился вязальный крючок. Иголки, выходит, не хватало.

Мама вернулась, неся на вытянутой руке костяной крючок, похожий на рыболовный, из музея истории, с непонятной полустёртой вязью символов на рукояти. Это уже больше напоминало ритуальный атрибут, чем её хирургическая иголка, хотя вязь при ближайшем рассмотрении сделалась выдолбленной ценой и названием фабрики. Влада взяла его и отправилась вверх по лестнице. Шла она так тяжело, что скрипнула каждая ступень, а не только четвёртая и шестая.

Кир хотел догнать её, но к дому подъехала машина. Через незашторенное окно в кухню рванул свет фар. В подступающих сумерках он мог различить очертания гостя: автомобиль чужой, явно не соседский, и человека, который из него выбрался, Кир видел впервые. Незнакомец, одетый

по-простому зашагал прямо к воротам. Остановился, рассматривая дом, как будто искал на стенах тайнопись египетских гробниц. Медленно прошёлся вдоль забора.

Мама тоже поджала губы: здесь все знали друг друга, потому и оставляли двери открытыми, а чужаков не любили. Истерично залаял Командор, мгновенно вскакивая на крышу будки.

— Отец, — позвала мама, оборачиваясь к гостиной, — ты ждёшь кого-нибудь?

Оттуда донеслось невнятное бурчание. Влада слетела с лестницы так быстро, что оступилась и припала на больную ногу.

— Я выйду, — сказала она, как всегда, не нуждаясь в согласиях.

— Ну уж нет, я. — Кир отодвинул её с дороги.

Она всё-таки выскочила следом за ним на крыльцо. В спину Киру ткнулся старинный костяной крючок, тёплый от Владиных рук, а в шею она сама тепло задышала.

В винограднике вовсю трещали цикады. Командор гулял вокруг будки и ринулся к крыльцу, как только хлопнула дверь, но не добежал — не хватило цепи. Кир постоял, в замешательстве глядя на дорогу перед домом. Через резную ограду палисадника был отлично виден кусок грунтовки, и дорожка к соседскому дому, и придавленная трава на том месте, где стояла машина Зарины.

Никакой машины там сейчас не было, и незнакомца тоже. Молочно-тёплые сумерки накрывали дом и яблони в саду. Теплилась рыжая лампа в курятнике, вдалеке горел фонарь, и ничего больше, ни огонька, ни шевеления.

Влада завозилась за его спиной, шевеля крючком, как дирижёрской палочкой. Комнадор радостно крутил хвостом, пока Кир шёл к воротам. Он оглядел улицу: ни следов от шин на влажной ещё земле, ничего.

Закрыв ворота, он задвинул проржавевший засов — им почти не пользовались. Командор посмотрел озадачено.

Утром вся трава покрылась росой — Влада промочила ноги, пока шла до гаража, на кедах расплылись влажные пятна. Она забралась на заднее сиденье и легла там, поджав ноги. Рядом остался лежать вязальный крючок с полустёршейся вязью на рукояти.

Она ничего не съела за завтраком: «как вообще можно есть в такую рань?», и старательно сделала вид, что так бывает с ней всегда. Кир помнил, что она ничего не ела весь вчерашний день, но промолчал. В конце концов, это должно закончиться.

Они выехали на трассу, когда туман на полях ещё не успел растаять. Долго молчали, хотя Влада не спала — она просто лежала, уткнувшись лицом в бархатистый чехол, и Кир слышал её неровное дыхание.

— Есть и хорошие новости, — сказала она, когда мимо пронёсся указатель — перечёркнутое название села на небесно-синем фоне. — Сущность больше не приходила. Значит, я надежно заперла её в школе. Это хорошо, потому что я испугалась, когда она пришла ночью.