Тысяча забытых звёзд
Шрифт:
Влада побарабанила пальцами по коленке.
— Нам нельзя было уезжать. Когда вокруг люди, реальность не ломается. А в какой-то момент на пустой трассе… Мы даже не заметили. И теперь я не знаю, как отсюда выбираться. Есть другая дорога в город?
В бардачке была карта, а на ней — тонкой пунктирной линией значилась грунтовка через заброшенные поля. По ней выйдет дольше раза в два, и на целые километры вокруг — ни жилья, ни коммуникаций. Не хватало ещё застрять в каком-нибудь овраге.
— Если вернёмся, может быть, сможем
— Что будет, если мы останемся здесь?
Влада хохотнула.
— Ты думаешь, я знаю? В учебниках такого не пишут. Судя по тому, что было вчера, нас может отпустить само собой. Или не отпустить.
Она перебралась на заднее сиденье и вытряхнула из кармана иголку. Она не хотела, чтобы Кир видел, чем она занимается там, наедине с новой реальностью. И Кир не оборачивался. Просыпалась облепиха из позабытой корзинки.
Разве бывают такие ягоды — прозрачно-карамельные, с тенью косточки внутри? Нет, определённо, и здесь не обошлось без спецметодов.
— Ничего не выходит, — выдохнула Влада. — Мы в эпицентре. Назад уже не вернёмся, остаётся только ехать к городу. И надеяться, что оно от нас отвяжется. Так как насчёт другой дороги?
До самого полудня ветер качал сухой ковыль на обочине дороги. Машина прыгала по ухабам, петляла между рядами срезанных подсолнечных стеблей. Узенькую пересохшую речку они переехали почти что вброд: доски, заменяющие мост, расползлись прямо под колёсами.
Потянулись выгоревшие рощи — сосны торчали, как огромные обугленные зубочистки. Ветви, протянутые к дороге, ещё щетинились зелёными иголками, но насколько хватало глаз, лес давно умер. Влада поёрзала на сидении, привстала. Её дыхание выдавало тщательно сдержанную панику.
— Он сгорел позапрошлым летом, — сказал Кир, чтобы успокоить её. — Помнишь, была аномальная жара?
Ему и самому сделалось жутко. Сгоревший лес — никакая не аномалия, но Владу это ничуть не успокоило. Она резко дёрнула головой и опять включила радио. Затрещали на всю машину помехи.
— Выключи, — попросил Кир. — Здесь нет связи.
— Долго ещё?
В бардачке лежала карта, но достать её значило бы признать, что они заблудились. Кир помнил этот лес — его было видно и с трассы, — но теперь и лес казался совершенно другим, как ненастоящая облепиха. В правильной реальности эта облепиха не успела бы дозреть.
— Скоро должен быть выезд к Родникам, это посёлок у железной дороги. — Он весьма смутно представлял себе, как эта дорога между сосен-зубочисток выведет их к станции, но приходилось верить пунктирной линии на карте. Некуда деваться.
Влада повертела в руках надкушенное яблоко и выбросила его в окно. Наверное, ей пришли в голову те же мысли, что и Киру. Яблоки и персик больше не пахли тёплым сентябрём. Теперь от
Снова потянулись поля — непаханые, заросшие дёрном, с пупырышками байбачьих кучек. Сусликов видно не было, то ли спрятались, то ли не существовали в новой реальности. Дорогу исковеркали взрытые трактором борозды.
Объезжая одну из них, Кир не рассмотрел нору у левого колеса. Удар был такой силы, что он налетел грудью на руль. Влада повисла на ремне безопасности, тщетно пытаясь вдохнуть.
В молчании оба отстегнули путы ремней и выбрались наружу. Машина зарылась носом в искорёженную землю, припала на бок, задрав багажник к небу. Широкая воронка норы уходила в темноту. Кир влез обратно за руль и вдавил в пол педаль газа.
Колесо беспомощно провернулось в норе, и машина, не найдя опоры, обиженно взревела.
— Не выйдет, — сказала Влада, открыв дверцу со стороны пассажира. — Три колеса висят в воздухе. Хорошо ещё, если ось не погнута.
Она была такая лёгкая, что даже когда влезла на угол багажника, не смогла ни капли приблизить задние колёса к земле. Влада выпрямилась, всё ещё стоя на краю багажника. Голые ноги покрылись мурашками холода.
Кир опустился на корточки рядом с норой: колесо вошло в неё, как точно отлаженный механизм — ни приличного зазора, ничего. Была бы нора чуть больше, он попытался бы затолкать под колесо камень. Хотя откуда камни в чистом поле.
Влада спрыгнула с багажника и подошла к нему. Страшную мысль — самую страшную — она так и не высказала. Хотя наверняка раз десять прокрутила в голове.
— Может, родителям позвонишь? Приедут — вытащат.
Кир знал, что связи не будет, но всё равно вытащил телефон и посмотрел. На экране висела ядовито-яркая надпись «сеть не найдена». Влада всё угадала по его лицу.
— Ну, они же станут нас искать, да?
— Да, — сказал он зачем-то и привалился спиной к машинному боку.
Суслики — обычно любопытными столбиками они торчали по всему полю — не появлялись. Как будто они специально накопали нор-ловушек, а потом убрались отсюда.
Влада потопталась рядом, скрестив руки на груди, и прижалась щекой к его плечу. Кир обнял её. Плохо всё-таки, что не догадался взять куртку. Как теперь, если придётся идти пешком десяток километров, она же замёрзнет в своих шортах. Ветер был осенний, холодный, пахнущий пустотой и пылью, как те ненастоящие яблоки.
— Может быть, в той другой реальности мы остались дома, и тогда искать нас не станут, — сказала Влада, отрываясь от его плеча. — Но есть одна крохотная надежда. Твои родители любят варенье?
— Вообще они всё любят, что долго готовить не надо. — Ему, в конце концов, было всё равно, о чём говорить. Варенье так варенье.
— Тогда, если они попробуют моё варенье, они вспомнят. Всё вспомнят, что мы были у них, что уехали рано утром, и что так и не позвонили: доехали, мол, всё хорошо.