Тысячелетний воин Ярополк
Шрифт:
– Не знаю, наверное, – ответил я и убрал висюльки обратно в карман.
А потом пошёл в нужном направлении. Я уже приноровился по карте место искать. По солнцу посмотришь, где юг, потом идёшь туда. На карте ведь север всегда сверху, а юг снизу. Всё проще пареной репы.
То, что есть для нас работа, стало ясно сразу. Вокруг небольшой площадки толпился народ. Там же были и полицейские, несколько рядовых и один повыше чином. Он снял свою диковинную шапку с блескучим козырьком, сиречь фуражку. На плечах плашки, сиречь погоны, с красными полосами
– Охотники! – закричал я, задрав над головой жетон.
Толпа сразу загоношилась и начла расступаться, дав рассмотреть прозрачную фигуру. Призрак стоял посередине двора и отрешённо глядел под ноги. Обычный парень, одетый в зелёную одёжу и сапоги, держался рукой за переброшенный через плечо ремень, на котором, словно котомка, висел автомат.
Люди не боялись призрака, лишь тоскливо глядели.
– Это ж сколько лет он домой шёл? – раздавались тихие вопросы из толпы одних.
– Поди, с Афгана вернулся, – говорили вторые.
– Да уж, ни дома, ни родных уже нет, – сетовали третьи.
Так и стоял этот призрак-сирота, не слыша и не замечая обступивший его люд. Не знаю, с какой войны или сечи он вернулся, да только зря.
– Эй, охотник, – услышал я тихий голос, принадлежавший позвавшему меня старшему полицейскому. – Что делать думаешь?
Я пожал плечами. Можно, как в том магазине с анчутками, вынуть волшебную палочку, прокричать заветное «экс тенебрис!», а потом прикончить раз и навсегда. Серебряный нож развеет призрачную плоть, отправив воина в небытие. Но я не хотел.
– Есть задумка, – пробурчал, отдал букет Мурке и достал один из своих метательных ножей.
Полицейский вздохнул. А когда я опустился на колени перед свежезасеянным зелёным газоном и начал рыть ножом землю, тихо выругался.
– Это что за колдовство?
– Это не чары. Это древнее знание, – ответил я, откидывая второй рукой чёрные комья.
Пальцы сразу испачкались, но это не страшно. Земля не дерьмо. Земля всегда чиста и священна.
– Ты бы пояснил, – продолжил полицейский, а я молча порезал ладонь и испачкал лезвие кровью. – Да японский городовой! – витиевато выругался стражницкий чин, – я же должен знать, что ты делаешь!
– Если умер кто-то на чужбине, – начал сказывать я. – Если нет возможности его похоронить по обычаю, то богам преподносятся закладные дары. Мне отец рассказывал о таком. Вот сейчас так и делаю. Если получится, то похороню вместо воина нож. Был бы меч лишний, похоронил бы меч. И тогда был бы здесь меч-кладенец, в могилу покладенный. Не слыхал такого?
Полицейский вздохнул, а я положил нож в ямку и засыпал землёй. Сверху кучками травы прикрыл. Помню, когда ходил до Царьграда, свершал такое деяние, дабы пропавших без вести в дороге почтить, но рассказывать об этом нынешним людям не стоит. Некоторое время ничего не происходило. Толпа тихо перешёптывалась, глядя на меня, а потом кто-то повысил голос.
– Люди, пропал. Призрак пропал.
Я улыбнулся и встал. Скольких воинов за тысячу лет убил, а вот хоронил в первый раз. И оттого на душе стало как в раннюю вешнюю пору. Вроде и холодно, и снег, и лёд, да только птицы громко щебечут, прыгая с ветки на ветку да солнце заставляет капли талой воды падать на осевшие сугробы. Так же и мои мысли внутри.
Полицейский опустил взор на место, где я нож зарыл, и вздохнул.
– Всё, парни! – закричал он, взмахнув рукой, – сворачиваемся!
А после торопливо пошёл к машине.
Я тоже собрался забрать букет у Мурки, которая уже оторвала от него несколько лепестков и просто-напросто съела, как обычная кошка рассаду из кадки. Хотел было наругать, но девчурка вдруг дёрнула ухом и резко повернула голову, а потом громко закричала, показав пальцем.
– Сзади!
Я на мгновение замер, а потом обернулся. К нам бежала одетая в пятнистую охотничью одёжу высокая женщина с широкими, отнюдь не женскими плечами и грубым, иссечённым шрамами лицом.
– Стой! – закричал один из стражников, вскидывая автомат. – Стой, стрелять буду!
Вслед за ним закричал другой.
– Тащ полковник! Там!
Я быстро глянул на полицейских, которые щёлкали своим оружием, но оно не стреляло. Точь-в-точь как у Соколины в подземелье. А женщина врезалась в толпу и начала раскидывать в разные стороны людей, как разъярённый бык, но бежала при этом к тому полицейскому начальнику, словно он был её целью.
– Сука, – проронил я и бросился наперерез, понимая, что не успею.
Стражники встали на пути этой женщины, готовясь биться автоматами, как обычными палицами, но всё это оказалось тщетным. В руке бегущей сверкнула сталь, и вскоре на асфальт и газон плеснуло кровью. Раздались крики, и толпа бросилась врассыпную, обезумев от вида смерти.
– Стой! – закричал я, выхватывая кастет.
А убийца, не обратив внимания, несколько раз быстро взмахнула большим ножом, отчего один из стражей рухнул под ноги, а его голова теперь держалась только на небольших лоскутах мяса. Алая кровь толчками вырвалась из разрезанной шеи дёргающегося в агонии тела. Мгновение спустя ещё один страж громко и протяжно заорал, держась за отхваченную в локте руку.
Я на бегу стукнул кастетом в разрезанную ладонь, а потом ударил. Убийца успела повернуться ко мне, но не ожидала колдовского оружия. Она закрылась перед собой скрещёнными руками, а письмена на моём оружии вспыхнули и пошли молниями. Женщину откинуло прямо к машине, в которой успел спрятаться полицейский начальник, но при этом сумела остаться на ногах. Сила удара была такова, что машину сдвинуло на целый локоть вбок, а дверь вмялась вовнутрь. Брызнули осколки стекла.
У обычного человека дыхание бы пропало от такого, а ей хоть бы что.