Тысячелетний воин Ярополк

Стрела со свистом пронеслась по всему супермаркету, с грохотом разбила какую-то бутыль и вонзилась в жестяной стеллаж. Взвизгнула работница магазина, на которую посыпались осколки, и полилась яркая жидкость. Женщина пригнулась и помчалась к выходу.

В разные стороны порхнули, словно диковинные заморские птицы, рекламные фантомы, среди которых были и смазливые девки в коротких сарафанчиках да со стрекозьими крылышками, и упитанные усатые крестьяне с большими серебряными бидонами молока,

– Вот, давеча глядел по телевизору, – произнёс я, доставая из колчана стрелу и прикладывая её к луку, – как барышня трёхгранкой броню на триста шагов прошибла. Так брешут же.

– Ты не отвлекайся! – проворчал Вась Вась, стоя за линией касс. Он был далеко, но голос его доносился через говорилку, закреплённую в ухе. – Ты чуть по человеку не попал!

Я улыбнулся, разглядывая верхушки стеллажей, где с шумными воплями носились странные твари, перепрыгивая аки обезьянцы с одного на другой.

– Попал, куда целился, – спокойно произнёс я в ответ. – Незачем под ногами во время охоты путаться.

– Стоимость товаров из гонорара вычту, – снова пробурчал Вась Вась.

– Ну, так вот, – продолжил я, быстро перебежав от ряда к ряду, – в кино брешут постоянно, что девки из лука по людям хорошо стреляют. Ладно бы из охотничьего, где белку сшибить или утку срезать, а из боевого – брешут. Вот, мой попробуй натянуть, пуп надорвёшь.

Над головой зависла жужжащая пакость со стеклянным глазом. Она наблюдала и запоминала увиденное. Сколько ни ругался с Вась Васем, а он упёрся, мол, сейчас на слово не верят, жужжалкой нужно запечатлевать. И ведь помимо них он пришил ещё и глаза-пуговицы к одёже.

Одна из тварей неосторожно выглянула из-за ящиков, и я быстро, на разрыв, выпустил стрелу. Та, щеголяя ярко-жёлтым оперением, умчалась вверх. Над залом супермаркета раздался противный визг, и чудище рухнуло на плитку, где продолжило скрестись. Я быстро подбежал поближе. Тварь была размером с бобра, лишённая меха и покрытая чешуёй аки ящерица. Зато ушам и страшной морде позавидовал бы и самый уродливый нетопырь. Из раны вырывался едкий противный дым, ещё бы, наконечник-то серебряный.

– Что за тварь? – спросил я.

– А я почём знаю? Ты весь вид загораживаешь, – скороговоркой ответил Вась Вась. – Экшн-камеру поправь.

Я дотронулся до крохотной коробочки со стеклянным глазом, прикреплённой к ободку на лбу, повернув её пальцами.

– Гремлины обыкновенные. Южно-германская разновидность.

– Откуда они у нас? – спросил я, наступив на затихшую тушку и выдернув стрелу.

На широком зазубренном наконечнике шипела чёрная кровь создания.

– Да блин, прячутся в коробках с бытовой техникой. Чебурашки хреновы.

– Ладно, я дальше.

Твари после смерти сородича начали бесноваться, вниз полетели банки и всякий хлам. Брешет Вась-Вась, что вычтет из жалования. От подобных созданий ущербу в несколько раз больше бывает. А если не вывести немедля, то расплодятся как тараканы, вовсе придётся лавку прикрывать.

Я выстрелил ещё раз, но промазал. Лишь продырявил воздушную трубу под потолком. Твари захохотали, продолжая швыряться в меня товаром. В ход пошли яйца. Они с влажными шпеками расплёскивались по плитке. Но яйца не камни – не страшно.

За эту охоту нам заплатят неплохую сумму. Главное – к вечеру управиться.

Следующая стрела достигла цели, но гремлин остался умирать наверху. Шипение серебра в проклятой плоти было слышно даже отсюда. Я ухмыльнулся, ведь не забыл ещё, как охоту вести. А что эту тварь, что гуся влёт бить – всё едино.

Ряды промелькнули перед глазами, щеголяя пёстрыми упаковками и лампами. Пробежав мимо мясной лавки, я подхватил какую-то колбасу и откусил от неё ломоть.

– Вот точно вычту из жалования!

– Ушпокойща, – ответил я, прожёвывая сырокопчёный кусок. – Холошая жакушка.

Из говорилки донеслось невнятное бормотание, а потом сменилось полным недоумения воплем.

– Срань господня! Что это?!

Я вынырнул в междурядье и замер. Между стеллажей в мою сторону шла женщина. Она была обнажена и окровавлена. Лицо разрублено чем-то, да так, что виднелся кусок черепа, болтающийся на лоскутах кожи.

– Мертвячка, – протянул я, глядя на эту девку.

– Значь так, буду звонить в полицию, а ты бери её живьём. Это ведь уголовка. Они опознание проводить будут.

– Живьём? – переспросил я, – Так она уже труп.

– Блин. Ну, ты понял, – пробурчал Вась Вась, и говорилка пискнула перед тем, как надолго замолчать.

Видать, в самом деле с полицией общается. Но вопрос, откуда здесь ходячий труп, был весьма животрепещущим. Понятно, что эти заморские гремлины могли с товаром проникнуть, словно нам своих анчуток для пакостей не хватает, а нежить – уже серьёзно. Нежить – это значит, что кто-то скончался не своей смертью. С виду девчурка хрупкая, но во внешности мертвеца легко ошибиться. Мертяки уже на полпути из яви в навь, на них земные правила не всегда распространяются.

– Ты меня понимаешь? – негромко спросил я, подняв руки и тут же получив несколько попаданий свежими яйцами в спину.

Гремлины никак не хотели уняться, видя, что у меня появился другой противник, посложнее этих убогих малявок. Но это они зря. Я резко выхватил бронебойную стрелу из колчана и подбросил вверх, а потом, не глядя на тонкую оперённую лучину смерти, умчавшуюся к потолку, повернулся и достал срезень. Наложив стрелу с широким режущим наконечником, выстрелил навскидку. Один из гремлинов заверещал и упал на спину, схватившись когтистой ладошкой за отхваченную в колене лапку. Остальные бросились врассыпную, а я подхватил падающую бронебойку и запустил вслед за срезнем. Заверещал ещё один уродец, когда трёхгранный тонкий наконечник прошил серебристую стойку стеллажа и проткнул создание насквозь, как бабочку на иголке. Я раньше с сорока шагов белку-веверицу сшибал тупоносым битнем точно в голову, дабы шкурку не портить, и существо размером не больше бобра не было чем-то особо сложным.