Тюрем-тюремок

Булыга Сергей Алексеевич

– Нет, – говорит Иван-царевич, – дальше побежим. Вот только я…

Тут он остановился, правый сапог с себя снял, портянку размотал, бросил ее через левое плечо – и разлилась за ними широченная река. Затявкали, заеньчили кощейки, боятся в реку лезть. А Серый Волк с Иван-царевичем дальше бегут. Бегут, бегут, притомились уже. И снова слышат: кощейки их настигают.

– Ох, е! – печально восклицает Серый Волк. – Ну, чую, нынче точно будем биться. А может, даже и мириться.

– Нет! – отвечает ему Иван-царевич. – Дальше побежим. Вот только я ченарик засмолю.

Засмолил Иван-царевич ченарик,

одну затяжку сделал, второй Серого Волка угостил, а после бросил тот ченарик через левое плечо…

И как полыхнуло за ними огнем! Как будто кто бензин разлил – до самых облаков. Серый Волк с Иван-царевичем бегут, смеются. Вестимо дело, кто ж через такое перескочит?

Но эти, блин, перескочили! И снова гавчут, пасти рвут, и вот уже скоро достанут. Остановился Серый Волк, на Иван-царевича недобро глянул и спрашивает:

– Ну, что теперь? Биться, мириться?

Молчит Иван-царевич, хмурится. А после говорит:

– Не знаю. Есть у меня еще одно спецсредство, но на двоих его не хватит.

– А что это?

– Ушанка-невидимка.

Достал Иван-царевич ту ушанку из-за пазухи, вприглядку показал и снова спрятал.

– Да, – согласился Серый Волк, – на двоих она будет мала. Ну что ж! Тогда кому ее носить, нужно на картах бросить. Колода есть?

Достал Иван-царевич колоду. Серый Волк ее взял, как надо пощупал… вытащил туза и думает: моя ушанка, потому как я сейчас еще двух тузиков урву! Но тут Иван-царевич в свой черед берет колоду и тянет из нее… карту не карту, а так, брень какую-то, клоуна. Серый Волк осерчал, говорит:

– Не ко времени ты, Иван-царевич, задумал горбатого клеить. Это что за дурак в колпаке? Таких карт я отродясь не видывал!

А Иван-царевич, глазом не моргнув, отвечает:

– Это не дурак, а джокер, то бишь главная карта, она в классической колоде обязательна, князь Кропоткин в такую колоду с ренегатом Каутским каждое утро играл и полреволюции у него под залог выиграл.

Вот так сказал! А Серый Волк ему на то… Короче говоря, базар-вокзал, раздухарились…

А тут кощейки шасть! И взяли мальчиков как пацанов, ушанку-невидимку в клочья изодрали, а их самих шнурками повязали и погнали обратно на зону.

На зоне… Да! Иван-царевичу и так до ящика сидеть, ему и горя мало, а Серому Волку червонец накинули. И развезли их по разным участкам. Еще пять лет прошло. И как-то раз, на пересылке, они опять встречаются, и опять Иван-царевич говорит:

– Айда, друган, надавим на пяту, у меня еще спецсредства есть.

Но Серый Волк ему в ответ:

– Нет, дорогой! Я с тобой теперь не то что в карты, в домино не сяду. У вас, у политических, и там лишний камень найдется. Иди, гуляй!

И что? И загулял Иван-царевич. Опять ушел. А наутро Кощей засвистал, послал кощеек, ждал, смеялся. А зря! Через три дня пришла только одна кощейка. Без хвоста. Кощей, озлясь, отдал ее на кухню, в суп. И ох загоревал тогда, ох затужил Серый Волк, опечалился! Эх, думает, сейчас Иван-царевич небось с князем Кропоткиным да с ренегатом Каутским пивко попивает да в джокера режется, а он, серый дурак…

А так и есть – дурак. Нюх потерял, вот и сиди, мотай теперь, зона лохматых любит!

Горбунок

Вот был один старший сержант, служил в омоне. Служба у него была легкая: на демонстрации ходил, там людей резиновой палкой бил и за это хорошие деньги имел. Так бы всю жизнь служить! Но однажды вызывает его полковник и говорит:

– Старший сержант! Кто-то повадился ко мне на дачу маковую соломку топтать. Укороти его!

– Есть! – отвечает старший сержант.

Взял бутылку, закуску, на дачу пришел, устроился там под забором, дождался темного, выпил, закусил, лег, щитом накрылся и заснул. Наутро просыпается, посмотрел – все в порядке, соломка не топтана. И хорошо! Пошел к своей марухе, отвязался.

Опять стемнело, он опять пошел на дачу, бутылку выпил, зельцем закусил, щитом накрылся и заснул. Наутро снова все в порядке. И он опять к марухе завернул.

Потом опять, уже на третий раз, стемнело. Опять старший сержант пришел на дачу, опять… Нет, только полбутылки выпил, ползельца съел, щитом накрылся, но не спит. Потому что, так у них в омоновском уставе сказано, на третью ночь все самое плохое и случается.

И точно! Только часики полночь отпикали, как вдруг загудело все вокруг, зашумело, а потом и огнем занялось, как будто кто-то штаб поджег! А после шасть – и прямо как бы с неба сигает на полковничьи маковые грядки толстый, крепкий, рослый жеребец! То есть лошадь, то есть конь. И очень видный конь! Масть у него защитная, а грива золотая, хвост тоже золотой, копыта, правда, просто серебряные, но зато во лбу– алмазная кокарда. Во какой конь! Старший сержант аж обомлел…

А после видит: о! во, блин! Начинает этот конь по грядкам как козел скакать и полковничью маковую соломку нещадно топтать. Ну, тут старший сержант не выдержал и, щитом прикрываючись, из укрытия выскакивает и начинает того дерзкого коня резиновой дубинкой по бокам, по ногам, по сусалам охаживать! Заржал тот конь, пошел брыкаться, пыхать огнем, зубами страшно скрежетать, грозиться всячески: я, мол, старший сержант, тебя еще достану, я, мол, тебя… Ну а старшему сержанту эти речи только в радость! И он от этой радости только пуще злодея метелит, кантует, охаживает! Бил-бил, бил-бил, бил-бил…

И сбил! И повалился конь… Да нет, какой же это теперь конь, какой же это жеребец, статный красавец?! Нет, это уже так, одно посмешище, так, конек-горбунок, на такого глянуть-то противно. И потому не стал старший сержант с ним дальше разбираться, а просто пнул его под зад, то есть под круп – конек и улетел неведомо куда, и больше его в нашем царстве не видали.

А что старший сержант? А его тоже, кстати, больше нет, тоже как будто в воду канул. А почему? А потому что чей был это конь? Вот то-то же!

Лисичка-сестричка

Вот как-то раз зимой, а день был солнечный, мужик бабе говорит:

– Давай, старая, пеки пироги, а я пока съезжу рыбки привезу.

Затопила баба печь, стала стряпать пироги. А мужик вышел во двор, взял невод с мелкой ячеей, Сивку запряг, поехал. Приехал на озеро, нарубил там прорубей, наловил рыбы полные сани и, всем довольный, поехал домой. И с устатку задремал. И вот, как проезжал он тихим редким ельничком, вдруг просыпается – кричат ему:

– Мужик! Мужик!