Тюрем-тюремок

Булыга Сергей Алексеевич

И не успел Емеля опомниться, как она ка-ак подпрыгнет из воды, как-ак пасть разинет! А после гам! – и нет Емели. Вот вам и сказочка, а мне рубликов вязочка.

Царь Петр и Баба Яга

Это было в России, еще при царском режиме. А царем тогда был Петр Первый. И вот как-то однажды зимой, а если точно, то 31 декабря, аккурат под Новый Год, решил царь Петр сходить в лес за елкой. Боярам он не доверял, все делал сам, а то, он говорил, иначе или тебе вместо елки какую-нибудь кривую осину подсунут, или вообще без ничего останешься, такие те бояре вороватые. И вот, значит, царь Петр надел полушубок,

сунул топор за пазуху, и в лес пошел. Пришел и стал ходить туда-сюда, елку покраше высматривать. Ходит, ходит, примеряется. И вдруг ему:

– Ага, царь Петр, попался!

А это рядом с ним уже Баба Яга стоит. И дальше говорит:

– Что, попил, царь Петр, кровушки народной, град Петербург на трудовых костях поставил? А теперь я и кровь из тебя высосу, и мясо твое съем, а потом на твоих костях покатаюсь!

Царь Петр только было гневаться, а она бац его клюкой по лбу – и враз околдовала. Стал царь Петр покорный как теленок, и повела она его к себе в избушку, а там пинком его под зад – а нога у нее костяная! – царь Петр и влетел в чулан, пал на холодный пол и лежит как мешок сами знаете с чем.

А Баба Яга печь затопила, котел с ключевою водой на огонь поставила, потом луку туда, картошки накрошила. А после Леший к ней пришел, принес бутылку, сел, трубку закурил и стал Бабе Яге всякие неприличные сальности говорить. Баба Яга разгневалась, кричит:

– Цыть! С этим погоди пока! Вон лучше бы помог: царя освежевал, разделал.

Леший притих и взялся нож точить. Булатный нож вжик-вжик, вжик-вжик, вжик-вжик! А царь Петр в чулане лежит, все это слушает и понимает: смерть его пришла. А как спастись? Никак, ибо он не то что шевельнуться-защититься, но даже крикнуть «Караул!» не может. Да если бы и прокричал, царь Петр думает, но прибежал ли бы к нему тот караул? А если бы и прибежал, то взялся ли спасать или… Ох, думает, судьба моя монаршая, ох, шапка мономахова!..

А после: ну и что? Нет, думает царь Петр, не робей! Вот батюшка твой Алексей Михайлович был тишайший, а Украину присоединил! А ты и вообще орел, так что давай, держись!

И что вы думаете? Точно, удержался! Ибо уже через короткий срок царь Петр чувствует, как колдовство с него мало-помалу сходит. И это, кстати, совсем не удивительно, ибо как ты такого околдуешь, когда он ни во что не верит, атеист?! И вот уже царь Петр рукою шевельнул, потом ногою дрыгнул, потом тихонько подскочил, топор из-за пазухи выхватил, воздел его над головой и только из чулана выходить да строгий царский суд вершить…

А после думает: ну, зарублю Бабу Ягу, ну и Лешего с ней, а дальше что? Кто тогда будет по моим лесам народ в страхе держать да помаленьку изводить? Вот то-то же! И отступил царь Петр от двери, нечистую силу не тронул. Но это, понимает, не решение, ведь все равно нужно отсюда как-то выбираться. Да только как? Задумался, свел брови соколиные, нахохлился, а после…

О! Придумал! И кинулся царь Петр к стене и ну рубить ее, рубить, рубить! И прорубил окно! И скок в него! И…

Тоже о! И вывалился аккурат в парадную залу наиглавного загородного дворца французского царя Лудовикуса, у них там под Новый Год как раз был маскарад. Ну, все, конечно, царю Петру очень обрадовались, стали кричать, что вот, мол, какая редкая персона объявилась – добрый русский мужичок из Матушки России! И дальше: становись, мол, в круг, будем плясать. А Петр царь, он хоть и грозный был, но в тоже время и игривый. И потому ему такое предложение понравилось, он и пошел плясать. И до того на радостях затейливо, с коленцами, что вскоре и Лудовикус не усидел и тоже вышел в круг, и тоже ну плясать! А потом, в перерыве, они нагрузились шампанской шипучкой – и снова плясать! А девки…

Гм! Ну, в общем, было весело, и царь был очень рад, понравилось ему у них в Европе.

Ну а России-то тогда как ликовали! Еще бы: царь исчез! И пил, гулял, гудел как не в себя народ три дня и три ночи подряд, ну, думали, что навсегда от него, атеиста, избавились!

Но, к сожалению, чудес на свете не бывает. На четвертый день вернулся государь – помятый весь, с синяками под глазами, шипучим перегаром провонял. А злой какой! Тотчас устроил розыск, и тех, которые больше прочих царскому отсутствию радовались, так поучил: кому голову срубил, кому ноздри вырвал, а кому и то и другое да еще и в Сибирь отправил. Вот так! Загоревал народ…

Но, как потом оказалось, не надолго. Ибо опять зимой, опять под Новый год, царь Петр в лес пошел, как будто бы за елкой, а сам опять – к Бабе Яге и ну опять рубить окно в Европу! И прорубил, и сиганул, неделю его не было, а после вернулся опухший, небритый, розыск устроил, кого надо наказал – и снова потекла жизнь, потекла. Тишь, скукота, поборы, войны всякие, все ждут зимы…

И так с тех пор и повелось: как Новый Год, так он в окно, а дома веселятся все, ликуют, и каждый раз надеются, авось царь больше не вернется. Но возвращался, да. И все равно – вот до чего слепа она, вера народная! – каждый раз под Новый Год как сядут люди за стол да как начнут часы бить полночь, то первым делом все загадывают, чтоб…

Ну да чего я вам об этом рассказываю? Вы все это не хуже меня знаете.

Сыр, ворона и лиса

Одна ворона раздобыла где-то сыр. Я знаю, где, но не скажу, не то вороне мало не покажется. Ну вот, раздобыла она сыр, большой кусок, очень тяжелый, она с ним даже взлететь не могла. И потащила его по земле. Тащит она его, тащит. Затащила в лес. И там, только присела отдохнуть, как видит – бежит к ней лиса. Испугалась ворона, полезла на дерево. Тяжело ей с этим сыром было, но залезла. Тут как раз подбегает под то дерево лиса и говорит:

– Ворона, отдай сыр.

– Не отдам.

– А вот я людей позову.

– Зови.

Лиса, конечно, не зовет, знает, что люди этот сыр сразу себе заберут. Что делать? Стала лиса в ворону камнями кидать – не попадает. Тогда стала она дерево раскачивать – не раскачивается.

– Ладно, – говорит лиса, – подавись ты этим сыром, – и убежала.

Обрадовалась ворона, уселась поудобнее и начала сыр этот большими кусками есть и не давиться. Ей хорошо! А после…

О! Видит она – опять бежит лиса. И пилу с собой несет. Испугалась ворона, дрожит. А лиса прибежала под дерево и говорит:

– Ворона, ворона, а у меня пила. Отдай сыр подобру-поздорову, иначе хуже будет.

Ворона молчит. Тогда стала лиса дерево пилить. А ворона по ветке скачет. Лиса пилит, пилит. Ворона скачет, скачет. Лиса пилит, пилит, ворона скачет, скачет. Пилит, пилит, скачет, скачет. Притомилась лиса, спрашивает:

– Ты чего скачешь?

– От страху.

– Ну-ну, скачи!

И опять лиса дерево пилит, опять ворона по ветке скачет. Но не от страху она скачет, а от мудрости! Лиса пилила дерево, пилила, ворона скакала, скакала, а после дерево перепилилось, затрещало, зашаталось, упало и придавило лису насовсем. Соскочила ворона на землю, на лису посмотрела, кусок сыру откусила, пожевала, выплюнула и говорит: