Тюремные дневники, или Письма к жене
Шрифт:
Бедные сокамерники всю ночь на решке, как обезьяны висят. Один грузы (малявы и пр.) принимает, а другой в особую тетрадку регистрирует.
Когда поступила (время), от кого и кому. Это все очень серьезно.
Потому что малявы зачастую — это чьи-то судьбы (например, подельники договариваются между собой, что на суде говорить и пр.). Так что если малява по пути пропала («спалилась») — начинаются серьезные разборки. В какой хате пропала и т. п., и вся хата может потом за это ответить. (Меня, впрочем, все это не касается. Никаким боком.)
Вплоть до драк с ментами. А драться с ментами — это вообще почти самоубийство. Изобьют до полусмерти. (Как здесь говорят: «схвачен и отхуячен».) Трагедии, в общем, шекспировские.
Кстати, насчет шекспировских драм. Тут прямо у меня на глазах самая настоящая «Ромео и Джульетта» разыгралась. Буквально вчера.
Представляешь, один зэк (некий Зубарек) из соседней камеры списался с какой-то телкой с воли и решил с ней пожениться (!). А ему то ли десять, то ли пятнадцать лет особого дали. Сокамерники об этом поговорили, посмеялись. Дескать, Зубарек сам сумасшедший и телку такую же сумасшедшую себе нашел. А на следующий день — продолжение.
Как выяснилось, он с ней каждый день из камеры созванивался. А один день не позвонил. На следующий день звонит — отвечает ее мать: «Ты чего вчера не звонил?» — «Ну, не мог. Это же тюрьма». — «А ты ей не позвонил вчера — она себе вены вскрыла. В реанимацию увезли».
Представляешь? Во страсти-то какие бывают! А? И, главное, телка-то в принципе ничего. Мне тут фотографию ее показывали… Вот так.
25 марта, вторник, утро
Провел первую ночь в карцере. Ничего страшного. Выдали с вечера матрас, одеяло, подушку и черный бушлат с надписью на спине «Карцер N 7». Причем здесь «N 7», не понятно. Впрочем, не важно.
Естественно, никаких простыней, наволочек и прочих излишеств. Все строго по-спартански. Отстегнули от стены шконку (или «шконарь»).
Все. Можно спать. Свет не гасится и не приглушается. Спал буквально час. Сначала соседи перекрикивались, а потом мысли всякие полезли.
Хорошие… хорошие… О проекте с сайтом и пр. В общем, не спалось.
А с утра опять все матрасы забрали, шконку пристегнули — сиди и пиши. Вот и пишу. Ну, да ладно… сегодня ночью высплюсь. Между прочим, ночью крыса около двери бегала. Там, оказывается, щель есть.
Высунулась, я повернулся на шорох, она исчезла и больше не появлялась. Хотя и шуршала время от времени. Прекрасно выспался днем. Оказалось, что спать, сидя на стуле и положив голову на руки на столике (точнее на правую руку, а левую — на колено), вполне удобно. Терпимо, по крайней мере. Вообще мне здесь нравится все больше и больше. Спокойно, никто не мешает. Кормят тоже вполне сносно. Собственно, как в обычной камере. В общем, жить можно.
К вечеру в одну из камер привезли телку. Бурное оживление среди соседей. Перекрикивались с ней часа полтора. Как зовут (Света), откуда (из Медведково), за что сидит (за наркоту), как погоняло (не разобрал, что она ответила). «Погоняло» — это кличка, или кликуха.
Обнаружили кучу общих знакомых (по тюрьме) и выспросили все про них (кого осудили, кто сейчас где сидит — в какой хате и пр.) Потом, пользуясь случаем, стали выспрашивать настоящие имена всяких там местных Мадонн, Клеопатр и пр. (оказывается, все бабы всегда подписываются здесь только такими вот псевдонимами-погонялами).
Телка, ни секунды не задумываясь, сразу всех сдала. Всех Оль, Марусь и пр. Все про всех выяснив, коварные зэки перешли к ней самой.
— Све-е-т!
— А?!
— А твое погоняло какое?
— Что?
— У тебя самой какое погоняло?
Гробовое молчание.
— Све-е-ет!!
— А?
— У тебя, говорю, погоняло какое?
— У меня нет.
Хор голосов: «Врешь!»
Тот же голос, что и раньше:
— Обманываешь, Свет, у вас там у всех погоняло есть.
Молчание.
— Жозефина?
(Или что-то подобное, точно не расслышал.)
Молчание.
— Свет! Так ты Жозефина? Да?
Простодушная Света сразу же возмущенно закричала:
— «Нет. Я…»
(Не расслышал.)
Короче, таким нехитрым способом все и выяснили. Потом прямо к делу.
— Св-е-ет!
— А?
— А тебе здесь нравится?
— А?
— Тебе здесь нравится?
— Нравится.
— А где больше: здесь или в камере?
— А?
— Я говорю, где лучше: здесь или в камере?
— Здесь!
— А почему?
— Здесь весело!
— Слышь, Диман, дать коридорному пятьдесят баксов, он нас троих к ней в камеру на всю ночь заведет.
Смех…
— Све-е-ет!
— А?
— Ты слышала?
— Слышала!
— Ну, и как?
— Я согласна!
Всеобщее оживление.
— Так ты готовься пока, а мы с коридорным договоримся.
— Ладно.
Пауза…
— Ну, ты смотри там, только не передумай потом. Чтобы деньги порожняком не ушли. А то зайдем к тебе в хату, а ты рога выставишь: идите на хуй!
Другой голос:
— Тогда по-арестантски!
— Нет, по-арестантски не надо, надо, чтоб было по добровольному согласию…
На этом диалог пока закончился. Посмотрим, что будет ночью.
Шутка, наверное, но все равно интересно. Черт его знает, может, и не шутка… Посмотрим!
Меня, кстати, тоже расспрашивали. Кто да что? Но, слава Богу, ограничились одним именем. Очень удивились, что за найденные пятьсот рублей мне дали пять суток карцера. Ведь проносить деньги от адвоката здесь самое обычное дело. Все носят. Отстегиваешь потом часть менту, если найдут, — и все дела. А карцер дают только за что-то выдающееся, например, на опера бросился. Но у меня, естественно, случай особый.