Тюрьма и воля

Геворкян Наталья Павловна

Относительно собственного будущего — пока оно тюремное. Впрочем, давать непрошеные советы тюрьма почти не мешает. Чем я и собираюсь заниматься впредь.

Возвращение в бизнес для меня не интересно. Повторять то, чего уже однажды достиг? Зачем?

Премьерство? Президентство? Надо слишком любить власть, чтобы стремиться к тому, что со всем этим связано. У меня такой любви к власти нет.

Впрочем, если ко времени, когда Россия вернется на путь демократического развития, мне еще будет позволять здоровье, постараюсь быть полезным своей стране в сфере организации процесса нормотворчества.

Ведь одной из самых сильных сторон всех тех предприятий, которыми мне довелось руководить,

была качественная внутренняя нормативная база. Да и те законы, которые нам удалось подготовить для Государственной думы, никто не отменил даже после разгрома ЮКОСа.

Этой стороной своей работы я действительно горжусь. Мы здорово опередили время. Да и в тюрьме я его не теряю.

Однако самое главное — доверие к тем людям, с которыми работаешь. Идя вперед, оглядываться, опасаясь, что подставят, я не привык. И работать с тем, кому не доверяю, — не буду. А для политики это жесткое условие.

В общем, скорее всего, все же продолжу давать непрошеные советы.

Вместо послесловия

Дорогая Наташа!

Мне сложно судить, насколько изменилось мое мировоззрение, поскольку я крайне не люблю перечитывать ранее написанное. Каждый раз я пишу так, как ощущаю в данный конкретный момент. Пишу намного больше, чем публикую и даже чем излагаю в личных письмах «без права опубликования».

Причина очевидна — не могу себе позволить быть не только неправильно понятым, и, что еще более важно, прогноз влияния написанного на дело построения демократического общества в России должен быть положительным либо нейтральным.

В отличие от профессиональных писателей, я пишу не потому, что «не могу не писать», а для того, чтобы оказать влияние на ситуацию в том направлении, в котором считаю нужным. Текст — лишь наиболее доступный сегодня способ такого влияния.

Далее — ограничители. Врать, писать не откровенно — для этого надо быть мастером слова, профессионалом. Для меня подобное недоступно. Про моральный аспект умолчим. Более того, у меня не получается наполнить правдивый текст эмоцией, если соответствующего эмоционального состояния нет «внутри». Увы.

Хотя за прошедшие восемь с лишним лет тюрьмы появился определенный навык и умение положить на бумагу то, что ощущаю. Иногда получается лучше, иногда — хуже. Но получается.

Вы, Наташа, совершенно верно как-то заметили: до последнего времени власть «де-факто» гораздо оперативнее и эффективнее, чем оппозиция, задействовала многие идеи, отраженные в моих статьях. «Нацпроекты» во многом совпали даже текстуально.

Конечно, было бы странно утверждать, что происходит прямое заимствование идей, хотя бы потому, что я сам, как уже говорил, анализирую и заимствую.

Скорее, речь идет о похожести подходов.

Другое дело, что система управления государством, созданная под удержание власти, не позволяет реализовать последовательную, комплексную политику перехода к современному постиндустриальному обществу.

Именно поэтому вместо институтов появляются симулякры.

Но тенденции развития неодолимы. Страна меняется на наших глазах вне зависимости от того, хочется это кому-нибудь или нет, и поэтому я публикую только то, что полагаю полезным, вне зависимости от того, кто будет использовать изложенные мысли. Накопленный авторитет позволяет иногда серьезно влиять на «положение весов», задавать или во всяком случае корректировать направление общественной дискуссии.

Я не слишком самоуверен после стольких лет нахождения за тюремной решеткой в отрыве от общественной жизни, как Вы считаете?!

Не привык себя принижать. «Бойцов» моего уровня в стране — несколько сотен, а с моим опытом — несколько десятков. Из них тех, кто

может себе позволить свободный и публичный анализ, да еще и с потенциалом на его реализацию — единицы. Все на виду. Все всё понимают. Мне проще — ограничители остались только моральные. А по-другому жить скучно.

Я ведь понимаю, что до сих пор меня не «грохнули» чудом и могут в любой день. Понимаю — велика вероятность никогда не выйти на свободу. Что обо мне скажут потом мои дети? Зачем живу? Поверьте, Наташа, это не праздные вопросы.

Хочу, чтобы сказали: он делал то, что мог, то, что считал правильным для своей страны, а не стремился выжить любой ценой. Пусть и ошибался — в чем-то или во многом.

Но именно здесь причина моего поведения в 2003 году, да и в 2000 году, во время трагедии НТВ, тоже.

Я — увлекающийся человек, особенно когда в руках такая игрушка, как ЮКОС. Я могу не замечать или убеждать себя не замечать то, что происходит вокруг, проявлять большую «моральную гибкость». Но когда и если меня мордой ткнут в дерьмо, да так, что не заметить невозможно, вот тогда многое отходит на второй и третий план.

Деньги, собственность? Не более чем инструмент. Собственная жизнь — дорогостоящий, одноразовый, но тоже инструмент.

Честь в глазах думающих, образованных патриотов России и тех, кто хочет России добра за рубежом, — вот что важно. Это и мой внутренний взгляд.

Жутко не люблю, когда жизнь загоняет в ситуацию подобного выбора. Уклоняюсь до последнего. Но если так уж получилось — иду до конца. Тупо и упрямо. Это правда. Как правда и то, что именно латынинская статья стала для меня той оплеухой, которую я своевременно получил, когда стал забываться кризис 1998 года. Концовка там резанула. Именно тогда и возникла «Открытая Россия» [105] .

105

Финал статьи: «Дело в том, что благодаря олигархам в России была создана не рыночная экономика, в которой бизнесмен, преследующий личное благо, способствует приумножению блага общего, а феодальный строй, в котором власть является высокодоходным финансовым инструментом. Логическим завершением такого строя становится исчезновение десятков ссорящихся олигархов и появление одного суперолигарха, именуемого также диктатором. За термидором обыкновенно следует брюмер, за угасанием рынка — гибель свободы. Именно это обвинение и предъявит госпожа история российским олигархам: члену-корреспонденту академии наук Борису Березовскому, удачливому цеховику Александру Смоленскому, руководителю кооператива по мойке окон Михаилу Фридману, бывшему чиновнику МВЭС Владимиру Потанину и талантливому химику Михаилу Ходорковскому». — Латынина Ю. Химия и жизнь. Неизвестные страницы биографии суперолигарха // Совершенно секретно, 1999, август.

Смешно, когда вспоминаешь, что определило судьбу…

Я не боялся тюрьмы. Предполагал, что либо долго не продержат, либо убьют. Предположить, что пойдут на создание себе такой головной боли и на столько лет, — не мог. Объективно был сделан худший выбор. В их моральные барьеры и тогда не верил, а сейчас и подавно. Властная вертикаль — опасная штука. Хвост достаточно часто виляет собакой.

Вы, Наташа, просите по полкам разложить мои мотивировки. Попробую.

К концу 2002 года осознание подступающего «термидора» — абсолютное. Выхода три: уехать, добиться реформы системы по «социал-демократической» модели (то есть пожертвовать частью собственности в обмен на постепенное национальное примирение) или, наконец, примкнуть к новой, силовой опричнине.